Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Кардель зашел домой, только чтобы поменять заледеневшие и стоящие колом штаны, которые он, к своему стыду, обмочил в сарае у Балка. Хорошо, что Винге не заметил. Впрочем, наверное, заметил, но не сказал, – есть ли на свете что-то, что Сесил мог бы не заметить? Кардель надел ненавистные форменные белые штаны пальта – других у него просто не было. Обошел всех соседей по площадке – горячей воды ни у кого нет. Вышел во двор, разделся и начал натираться снегом – его преследовало ощущение, что он извалялся в грязи. Соседские мальчишки тут же воспользовались его беззащитностью и начали бомбардировать снежками; он выругался так, что чуть не сорвались с петель оконные рамы, и озорники мгновенно исчезли. Хотя зла на них у него не было – напротив, они немного отвлекли его от мрачных воспоминаний.
Он согрелся от быстрой ходьбы. Настроение заметно улучшилось. Быстро прошел по длинной Вестерлонггатан и свернул направо.
В церкви было ничуть не теплее, чем на улице. Настоятеля он не нашел, тот якобы простыл и отлеживался дома, но капеллан с синими от холода губами после убедительных настояний и не бескорыстно согласился показать ему церковные книги. Да-да, есть такой. Кристофер Бликс, вот, смотрите. Совсем недавно обручился, а теперь напротив его фамилии крест. Значит, помер.
Кардель сунул капеллану в руку еще пару шиллингов и попросил вспомнить все, что он знает про эту трагедию.
– Ну да, только обвенчался – и почти сразу утонул, надо же. Несчастный случай, пошел через залив по молодому льду. А невеста уже брюхата, как она потянет без мужа, один Бог знает. Ничего тут странного нет. – Капеллан многозначительно улыбнулся замерзшими губами. – Это скорее правило, чем исключение. Молодые, знаете ли… горячие. Когда венчаешь молодежь, девять месяцев скорее исключение, чем правило. Иногда чуть не на следующий день рожают. Мы таких жалеем, девчонки совсем. Дети. Так что обвенчали мы их, обвенчали. – Капеллан покивал. – Ребенку не придется горе мыкать. Законное дитя. И мамаше лучше – теперь она не шлюха, а вдова.
Он потупился и пошевелил губами – знал, что нарушает церковную тайну, и на всякий случай помолился. Авось Господь не осудит.
– А как зовут вдову?
– Ловиса Ульрика Бликс, урожденная Тулипан. У ее отца трактир. Название смешное – «Мартышка».
– Вы много знаете и много помните, – похвалил Кардель.
Капеллан улыбнулся и возвел взгляд к небу.
– У нас бедный приход, – сказал он скромно. – После причастия сосуд пуст, и надо искать возможности его пополнить.
«Мартышка» в двух шагах. Простой кабачок, где столы заменяют поставленные на попа бочки. Хозяин вышел навстречу – немолодой человек со светлыми, водянистыми, почти плачущими глазами. Увидев Карделя, он отложил в сторону протертые суповые миски.
– Прошу извинить, у нас еще не открыто. Горячей еды предложить не могу. Если голодны – добро пожаловать закусить.
– Спасибо, но я по другому делу. Я ищу Ловису Ульрику. Можно ее позвать?
Хозяин «Мартышки» внимательно осмотрел его с головы до ног.
– Ловиса Ульрика – моя дочь.
– А она дома?
Карл Тулипан покачал головой:
– К сожалению, нет. Очень усердная девочка, из тех, что и не ждешь увидеть в нынешнем поколении. Но меня огорчает, что она столько работает. Если не у колодца, значит, на рынке. Если у вас есть время подождать и закусить заодно – милости прошу, если нет – приходите еще.
Кардель немного растерялся и начал с опозданием топтаться у порога, стряхивать отсутствующий снег – проверенный способ выиграть время. Он не знал, что сказать.
– Могу я что-то ей передать?
Кардель пощупал кошель в кармане.
– Нет… такие дела другим не поручают. Я вернусь, с вашего позволения.
– Добро пожаловать! В следующий раз непременно повезет.
11
Весна 1793 выдалась на редкость теплой, лето – жарким. А зима… Снег выпал еще в ноябре. Предсказатели погоды – кто по ноющим суставам, кто по другим, одним им известным признакам, – и те, и другие утверждали: зима будет лютой. Самой лютой из всех, что остались в памяти жителей Стокгольма.
Анна Стина Кнапп ни секунды не сомневалась: так оно и есть. Зима небывало лютая. Чуть не каждое утро подбирали замерзших насмерть пьяниц и бездомных, а земля настолько промерзла, что похоронить их до оттепели не было никакой возможности. Трупы сносили в специальные сараи при кладбищах, а когда там уже не было места – заворачивали в холст и складывали рядом, штабелями. По дороге Анна Стина видела рядом с церковью Святого Якуба сугроб, а из него торчали промерзшие до каменного состояния руки и ноги. На самой вершине снеговую перину сдуло ветром, и она заметила сине-черное человеческое лицо. Уличные озорники вставили в зубы покойника сломанную глиняную трубку и расписались мочой на снегу.
Анна Стина носит теперь другое имя: Ловиса Тулипан. Работа в «Мартышке» отнимает все время. День начинается рано. Надо быстро одеться, впустить ассенизатора, который увозит бочку под отхожим местом трактира и ставит на ее место пустую. Она сама взяла на себя множество дел – заметила, что наемные работники пользуются рассеянностью хозяина, исправно получают недельное жалованье, а порученную работу выполняют спустя рукава, а то и вовсе не выполняют. Воду приходится таскать ведрами – насосы в колодце на площади промерзли. Она моет снегом тарелки, миски и кастрюли, таскает дрова с плотов на берегу Меларена, скребет полы, если есть необходимость. Но Анна Стина не жалуется; работа не оставляет времени на угрызения совести, а она их чувствует каждый раз, когда видит, как расплывается в улыбке морщинистое лицо Карла Тулипана, как загорается огонек в его водянистых серо-голубых глазах, когда он кладет руку на ее растущий живот и старается уловить слабое движение зарождающейся жизни. Он и в самом деле уверен, что она – его дочь. И ей очень хотелось бы считать его отцом.
Сны стали другими. Ей уже не снится красный самец, она думает о будущем. Ярость, с которой она в своих кошмарах мчалась огненным вихрем, уничтожая Стокгольм и всех его обитателей, выветрилась, сошла на нет. Но спит она плохо. Из щелей дует, в ее комнатушке довольно холодно, но просыпается она в поту. Будто бы ребенку в ее животе надоело мерзнуть, и он запалил фонарик, согревающий его, а заодно и ее. Когда не спится, она зажигает лучину и смотрится в бугристое, с черными подпалинами, зеркало. На фоне нависшей над землей черной бездны ей кажется, что лицо ее стало круглее. И от еды, которой потчевал ее добрый Тюльпан, и по неслышному, но внятному требованию младенца. Она уже не та умирающая от голода девчонка в Прядильном доме, узнать ее нелегко. Но в безопасности она себя не чувствует. Даже имя несчастного Кристофера Бликса, которое она теперь носит… А если ее опознают и поймают?
Стокгольм, в сущности, – маленький город. Все толкутся в одних и тех же переулках. Выходя за дверь «Мартышки», Анна Стина заматывает голову платком до самых бровей, чтобы скрыть приметную копну светло-русых волос. Она держится подальше от Слюссена, где охотятся за грешницами Тюст и Фишер. Но пальты появляются и в Городе между мостами, и каждый раз, как она завидит их приметные синие камзолы с белой подпояской, у нее чуть не останавливается сердце.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
