В определении характера внутренней политики особое значение имеет проблема преемственности власти. Хотя в античной историографии нет прямых ссылок на наличие у Цезаря династических планов, можно тем не менее допустить, что современники считали преемственность его полномочий не вполне законным, но возможным актом. Так, например, рассматривал свое положение после мартовских ид 44 г. Марк Антоний, который был при диктаторе начальником конницы. На 44 г. он был избран консулом, но трактовал свои властные полномочия расширительно. Законный наследник Цезаря — Октавий, начиная свою политическую карьеру, не столько акцентировал внимание римско-италийского гражданства на конкретной (материальной) стороне завещания Цезаря, сколько старался придать предсмертной воле диктатора политическое содержание. По выражению В. Шмиттеннера, Октавий «сделал из завещания Цезаря то, что сделал». Солдаты и ветераны-цезарианцы смотрели на Антония и на Октавия как на политических преемников убитого императора. При этом чаще всего предполагалось, что у Октавия больше оснований для подобных претензий: в Брундизии легионы устроили ему торжественную встречу как «сыну Цезаря» (Арр. В. О, III,11). Позднее с подобным отношением он сталкивался по всей Италии. В современной исследовательской литературе не существует однозначного мнения относительно того, намеревался ли Цезарь стать основателем правящей династии. Ряд исследователей допускает наличие династических планов в политике Цезаря.[65] Следует, однако, иметь в виду, что подобные выводы делаются чаще всего не на основе анализа отношения самого Цезаря к конституционным проблемам, а на основе ретроспективной характеристики событий, последовавших за мартовскими идами 44 г., которые в процессе развития наметившейся монархической тенденции приобретают особое значение. Умозрительно можно допустить, что пребывание Цезаря на Востоке, особенно в Египте, могло оказать определенное влияние на его политическое мышление. Однако надежных источников, позволяющих говорить о желании Цезаря основать в Риме династию наподобие восточных, у исследователей, как нам кажется, нет. В данном случае могут иметь значение, по крайней мере, три аргумента. Первый состоит в том, что даже у оппозиционно настроенной части римского общества сохранялись надежды на восстановление республиканских основ власти. Известно, что Цицерон в начале 45 г. был намерен предложить Цезарю ряд реформ и даже написал ему письмо, а Марк Брут написал памфлет в поддержку диктатора в ответ на обвинения в смерти Марцелла (Cic. Ad Att., XII, 51; XIII, 2; 26, 2; 27, 1). Второй аргумент — сам Цезарь, судя по его действиям, не знал, как решить сложную конституционную проблему. Он, с одной стороны, действовал как авторитарный правитель, стремился удержать контроль над армией, сохранить свои чрезвычайные полномочия; с другой — страстно отрицал, что стремится к царской власти или тирании (Suet. Iul., 79; Арр. В. О, II, 108), отказался от 10-летнего консулата (Арр. В. О, II, 106—107), допускал на государственные должности оппозиционных политиков, в угоду республиканцам принял ряд законов, частично ограничивавших его властные полномочия, например, lex de partitione comitiorum (Cic. Phil., VI, 16; Dio Cass., XLIII, 51); проведенные им социальные реформы имели консервативный оттенок. Наконец, третий аргумент — в своем завещании, составленном в виду парфянского похода, Цезарь не касался конституционных проблем; он лишь распорядился имуществом, назначил наследников, усыновил и передал свое имя внучатому племяннику Гаю Октавию, назвал опекунов сына, если таковой родится (Suet. Iul., 83). Все это дает основание полагать, что у Цезаря не было оформленных династических планов.
Дестабилизация римской жизни и дезинтеграция римского общества, усиленные борьбой Цезаря и Помпея за власть, диктовали необходимость организации не только центральной, но муниципальной и провинциальной власти. События гражданской войны еще раз наглядно продемонстрировали, что Рим не может стабильно существовать вне связи с Италией и провинциальной периферией. Цезарем эта идея была осознана, прежде всего, в военно-стратегическом контексте. Не случайно еще во время первого консулата он восстановил права Капуи (Vell., II, 44, 4), жители которой потеряли самоуправление во время 2-й Пунической войны за поддержку Ганнибала (Cic. Leg. agr., 1,19, 2; Liv., XXVI, 16, 7—12). В годы гражданской войны Цезарь отчетливо понимал, насколько значимой является позиция муниципиев и провинций (Flor. Ер. bell., II, 13, 84—134). Во-первых, война велась на всей территории, объединенной римским империем. Во-вторых, не только римское гражданство, но все народы, общины и государства, связанные с Римом союзническими договорными отношениями, оказались втянуты в решение проблемы римской власти (Plut. Caes., 33; 36).
Одним из первых мероприятий Цезаря — диктатора территориально-административного плана была перепись населения (Suet. Iul., 41, 3; Арр. В. С., II, 102). И по процедуре, и по результатам эта перепись отличалась от традиционных республиканских акций. Она была осуществлена не на Марсовом поле, как обычно, а по кварталам и через домовладельцев. Таким образом, гражданский статус признавался лишь за теми римскими гражданами, которые либо имели собственное жилье, либо были нанимателями. Таковых оказалось 150 тыс. человек (Liv. Per., 115; Suet. Iul., 41, 3), что соответствовало примерно половине населения Рима до гражданской войны (Арр. В. О, II, 102, 25—26). Одновременно Цезарь вывел 80 тыс. человек во внеиталийские колонии (Suet. Iul., 42). Вероятно, это были люди, не прошедшие имущественный ценз, а потому не попавшие в общий список. Имея в виду отношение Цезаря к проблеме римского гражданства, о чем речь пойдет чуть далее, можно предположить, что, люди, не прошедшие имущественного ценза, не были лишены гражданского статуса, но были на формальном основании выселены из Рима. Осуществляя перепись и последующую внеиталийскую колонизацию, Цезарь решал сразу несколько проблем: формально восстанавливал традиционное понимание гражданства; ослаблял взрывоопасную социально-политическую ситуацию в Риме; укреплял римско-италийские взаимоотношения и доверие италиков к самому себе (поскольку вывод колонистов не затрагивал интересов жителей Италии). Вместе с тем следует заметить, что проведенные мероприятия развивали не столько принцип республиканского гражданства, сколько имперского подданства: с признанием римского гражданского статуса человек, согласно традиционным общинным нормам, включался в сферу действия римского гражданского права, т. е. в сферу конкретно ограниченного законами и территорией юридического пространства, в пределах которого он обладал полной правовой автономией (Cic. De leg., I, 12—33). Законы Цезаря определяли юридическое пространство имущественно-правовыми отношениями государства и гражданина вне зависимости от территориального положения последнего.
Перепись показала, что в ходе гражданских войн произошел резкий демографический спад: по сведениям античных авторов, численность римских граждан сократилась с 320 тыс. до 150 тыс. человек (Plut. Caes., 55; Suet. IuL, 41, 3; ср.: Арр. В. С., II, 102, 25—26). Цезарь сделал попытку восстановить римское гражданство. Для улучшения демографической ситуацию он ввел награды для многодетных семей; запретил бездетным женщинам роскошь; пытался остановить миграцию, запретив не состоявшим на военной службе гражданам старше 20 лет и моложе 40 лет покидать Италию более чем на 3 года (Suet. Iul., 42).
