В 1913 году Сенат подвел черту под этим спором, сделав заключение, что он «не вправе входить в обсуждение того, кому именно принадлежит хранящийся в Историческом музее материал», а будет только обсуждать «законность действий музея, наложившего арест на имущество, не имея на то специальных распоряжений судебных органов». В декабре 1913 года обсуждалась жалоба Софьи Андреевны на министра Кассо, но дело было отложено из‑за отсутствия кворума, только в октябре следующего года Сенат предложил министру просвещения «незамедлительно снять арест с рукописей и выдать их в распоряжение гр. С. А. Толстой». Что ж, эта тяжба, не ею спровоцированная, наконец закончилась ее победой.
Теперь Софья Андреевна, легко вздохнув, занялась активной реализацией нераспроданных собраний сочинений мужа через Сытина, который выкупил у нее остатки всех изданий за 100 тысяч рублей. Деньги она раздала сыновьям, а любимой дочери Тане взяла банковский билет в 20 тысяч рублей. Со временем она ограничила свои издательские дела, которые все больше переходили в руки тридцатилетней Саши. Из‑за Черткова, общением с которым все больше тяготилась, дочь продала свой дом в Телятинках и купила небольшой хутор вблизи Ясной Поляны, названный ею «Новой Поляной». Таким образом, мать и дочь становились ближайшими соседями, что накладывало на них дополнительные обязательства мирного сосуществования.
Их общими усилиями в Ясной Поляне была построена великолепная купальня, усадьба снова наполнилась смехом и весельем, свойственными Саше. В июне 1914 года они отметили день рождения младшей дочери, пили шоколад, ели пироги, фрукты, сладости, много гуляли по окрестностям Ясной Поляны. Все были очень довольны. Но вскоре началась Первая мировая война, Саша записалась на курсы сестер милосердия, отправилась в Москву, а потом в санитарном поезде отбыла на фронт. Кроме дочери из семьи Софьи Андреевны были взяты на действительную военную службу сын Михаил, двое внуков, детей Ильи, а Лев отправился на театр военных действий в качестве помощника главноуполномоченного Красного Креста. Илья же уехал на войну в качестве корреспондента столичной газеты.
Яснополянская усадьба опустела. Война потребовала от Софьи Андреевны забот о поставках лошадей, фуража, кормов, всего не перечесть, что ей приходилось приобретать по дорогой цене для собственного хозяйства. Для стареющей хозяйки Ясной Поляны это было досадным и убыточным делом. А однажды темной октябрьской ночью в усадьбу нагрянула полиция, которая арестовала Валентина Булгакова, помогавшего ей описывать их семейную библиотеку, а потом забрали еще и Маковицкого. Оказалось, что они совместно с другими толстовцами подписали пацифистское обращение: «Опомнитесь, люди — братья!» От Софьи Андреевны и ее детей посыпались телеграммы и ходатайства в различные инстанции. Спустя год под залог, внесенный Сашей, был освобожден Булгаков, а потом и «Душа Петрович», которые вскоре были совсем оправданы.
Раскаты войны все чаше доносились до Ясной Поляны, стали появляться потоки беженцев. Софья Андреевна снабжала их картошкой, капустой, шила одежду их детям, готовила «респираторы от удушливых газов, пускаемых немцами». А сын Миша, служивший прапорщиком у великого князя Михаила Александровича в известной Дикой дивизии, совсем иначе воспринимал войну, которая напоминала ему «псовую охоту». 50–летний сын Илья, корреспондент «Русского слова», писал репортажи с разных участков фронта, а для его сына Миши, внука Софьи Андреевны, война закончилась пленом. Другой ее внук, Владимир, был награжден двумя Георгиями. Софья Андреевна догадывалась о «русопятствовании» сына Андрея по частому посещению им столичных ресторанов, догадывалась, что не только война, но и вполне мирная жизнь ее сына, прожигаемая в разгулах, может быть очень опасной. Сын слабел не по дням, а по часам, все усилия врачей его спасти были тщетны, болезнь одерживала верх, и Софья Андреевна, вызванная из Ясной Поляны в Петроград, успела только к кончине Андрея. Она вместе с сыном Лёвой доехала через Тулу в Петроград в невообразимой тесноте на поезде, куда они еле — еле втиснулись. Андрея они увидели лежащим на постели, лицо его было зеленовато — желтого цвета, он страдал от плеврита и от печени. Сын все время стонал, отчего Софья Андреевна затыкала уши и в отчаянии выбегала из комнаты. Он умер 24 февраля 1916 года. Его похоронили в Александро — Невской лавре.
Спасение от нового горя Софья Андреевна видела в работе над рукописями мужа, своими дневниками, а также в ожидании детей, внуков и добрых знакомых. Очень часто в Ясной Поляне появлялся П. А. Сергеенко, которого она не любила, но в ее одиночестве и он был развлечением от скуки. В усадьбу приезжало много непривычных посетителей, гимназистов, молодых людей, «рабочих — революционеров». Время было такое, что ей становилось тревожно, когда она раскрывала газеты и узнавала об убийстве Распутина или скандалах в правительственных кругах. Новый, 1917 год Софья Андреевна встречала с Сергеем, Таней и внуками. Илья был в Америке, Лёва — в Японии, Саша и Миша — на войне. В усадьбу приходили рабочие чугунолитейного завода с Косой Горы, чтобы поклониться дому и ей, вдове писателя. Они пели, говорили речи, держали красные флаги. Она же не радовалась таким гостям, а побаивалась их.
Все чаще и чаще Софья Андреевна узнавала о смерти близких ей людей. В марте 1917 года умер А. М. Кузминский, муж сестры Татьяны. С ним сделался удар. Убитая горем сестра, прожившая с ним 49 лет, приехала в Ясную Поляну, где по сравнению со столицей жизнь казалась более спокойной и размеренной. Но отношения Софьи Андреевны с сестрой не заладились, они часто раздражались друг другом. Помимо внезапной смерти Саши Кузминского была еще одна беда: скончался Михаил Сухотин. Дочь Таня овдовела и теперь жила с любимой Танечкой в Ясной Поляне, во флигеле. Время было странное. Надвигалась волна усадебных погромов, кругом грабили и жгли помещиков. Зловещие слухи ползли отовсюду, наводя ужас на Софью Андреевну. Она слышала от своих яснополянских мужиков, что крестьяне из соседних деревень пойдут громить Ясную Поляну. Вскоре слухи подтвердились. Толпы людей подступали все ближе и ближе к яснополянской усадьбе.
Жизнь превратилась в полусон. Софья Андреевна вместе с дочерью Таней запрягла лошадей, собираясь «бежать», не зная куда. Они сидели в ожидании на сундуках. Потом мужики донесли ей, что первый напор отбили сами яснополянские крестьяне, встретив «бунтовщиков с топорами, рогачами, вилами». Хаос повсеместно и быстро нарастал, вызывая у Софьи Андреевны чувство большой тревоги. Было разгромлено пушкинское Михайловское, а вскоре начались погромы Пирогова — и Большого, где когда‑то проживал ее деверь Сергей Николаевич, и Малого — имения ее покойной дочери Маши, в котором со своей новой женой проживал «Колаша» Оболенский. Теперь он тоже перебрался в Ясную Поляну. Угроза разгрома нависла и над усадьбой сына Сергея в Никольском — Вяземском. А вскоре волнения, как зараза, перекинулись и на яснополянскую усадьбу. Положение Софьи Андреевны было в это время непредсказуемым.
Еще весной 1917 года она, предчувствуя погромы, телеграфировала Временному правительству о грозящей опасности потерять историческую усадьбу. Керенский особым распоряжением направил в Ясную Поляну отряд драгун, но это только подлило масло в огонь. Отряд, никем и ничем не обеспеченный, оказался на крестьянском довольствии. Драгуны вскоре исчезли. А в сентябре вся деревня снова заговорила о погроме усадьбы. Начались сходки, на которых одни припоминали обиды прежних солдат и недавних драгун, другие «пробивали» свой аргумент в пользу растаскивания усадьбы: Толстой де сам отказался от имения и покинул его.
