– Посадили? – Стас не знал об этом факте из биографии следователя Шкурко. – Когда? За что?
Старушка опять затрясла головой:
– Да в восемьдесят седьмом. Тогда всё кричали: перестройка, перестройка! Горбачев красиво по телевизору говорил, все обещал, обещал… А до нас она так и не дошла, эта перестройка… Ни за что посадили Сему. Ни за что! Он у них тогда был председателем ДОСААФ. Ты верно, и не знаешь, что это такое. Ну и взносы там у них украли. Вскрыли ночью сейф со взносами и все унесли. Четыреста с чем-то рублей. А на Сему повесили. Да еще сказали, что он и украл…
Стас уже забыл о чае. И когда старушка замолкла, то ли переводя дух, то ли вспоминая дела давно минувших дней, нетерпеливо схватил ее за рукав халатика.
– А дальше-то что, Марфа Петровна? Дальше?
– Дальше суд был… Выступали свидетели, сослуживцы Семины показания давали. Двое показали, что видели, как Сема брал из сейфа деньги. И суд постановил, что он инсце… инее… в общем, подстроил ограбление, а на самом деле эти деньги украл… Бона как! И дали ему два года. А он сорвался, в зале суда набросился на тех, кто его оговорил, драку устроил. Кричал так, что… В общем, через месяц второй суд состоялся. Тут уж он получил три года да к тому сроку прибавили. Так пять лет и отсидел Сема в колонии в Нижнем Тагиле. А когда вернулся, уже ни о какой милиции и речи не могло быть. Из Мурманска мы уехали, сюда перебрались. Он тут на автобазе работал. А год назад приезжал к нему из Мурманска какой-то человек. Сема сказал: интересовался делом об убийстве медсестры…
– А что за человек? – перебил ее Стас. – Не Самородов?
Старушка вопросительно посмотрела на гостя и, подумав, покачала головой.
– Нет, это был посыльный от кого-то из Мурманска. Неприятный человек. Сама я его не видала, Сема рассказывал. То ли Женя, то ли Жора… На джипе приезжал. Знаешь, такая здоровенная машина, как трактор… У Семы после этой встречи сердечный приступ случился, очень он переживал. А через три дня преставился… – Марфа Петровна горько вздохнула и перекрестилась. – Да ты пей! Чего не пьешь? Уж, поди, остыл совсем.
Стас машинально отпил глоток чуть теплого чая. Мысли в голове завертелись волчком. Женя или Жора…
На джипе… Уж не Жора ли из «эскадрона смерти» Норвежца приезжал в Кольск проведать бывшего следователя? Зачем? И кто его послал? Якул, его хозяин, или сам Таганцев? Зачем им вообще понадобился Семен Шкурко?
– Скажите, Марфа Петровна, а как вы думаете, эта подстава… извините, эта история с сейфом… может быть, это был предлог, чтобы его убрать из уголовного розыска? Может быть, он продвинулся в своем расследовании слишком далеко и вышел на опасный для заинтересованных людей след?
Вдова ответила не сразу.
Она внимательно оглядела лицо Стаса, всматриваясь в его глаза, потом неожиданно твердым голосом произнесла:
– А ты точно ее сын?
Стас, ни слова не говоря, полез в карман пиджака, достал полиэтиленовый пакетик, из которого вынул изрядно потрепанный, сложенный вдвое листок бумаги и фотографию. Протянул Марфе Петровне. Та взяла листок, развернула и поднесла к глазам.
– Свидетельство о смерти… – шевеля губами, читала она вслух. – Щербак Лариса Ивановна… – Отложив гербовый документ в сторону, взяла фотографию. – Это она? А мальчик… ты? – Ее голова затряслась.
Стас подумал, что старуха трясет головой от волнения: нервный тик. Он достал паспорт и, раскрыв на первой станице, продемонстрировал.
– Щербак Станислав Владиславович, – медленно проговорил он. – Видите?
Марфа Петровна встала и вышла из кухни. Лохматый пес остался сидеть перед кухонным столом, не сводя глаз со Стаса. Судя по его добродушному просительному взгляду, пес не стерег гостя, а скорее выпрашивал у него угощение.
Отсутствовала старуха недолго. Она принесла большую, темного дерева шкатулку, поставила ее перед собой на стол и откинула крышку.
– Он тому человеку, что приезжал на джипе, не сказал про эти бумаги. Я сама про них узнала, только когда он тут лежал, умирал. Столько лет хранил их… Когда его выпустили, приехал домой, злой, усталый, почти все выкинул, что было связано со службой в милиции. Все грамоты, благодарности… Вычеркнуть хотел их из памяти – такая у него была обида. Но эти бумаги не тронул. Перед смертью мне говорит: если когда-нибудь откроют дело Ларисы Щербак по вновь открывшимся обстоятельствам – ты, говорит, отдай это следователю. Он же не знал, что ее сын заинтересуется…
Стас не решался заглянуть в шкатулку, все ждал, когда Марфа Петровна сама достанет оттуда бумаги. А она, видя нерешительность гостя, улыбнулась сухими губами и вынула толстую записную книжку в коленкоровом переплете, перетянутую черной аптекарской резинкой.
– Вот, тут Сема вел записи по тому делу. У него привычка была записывать. Он все рисовал – линии, улики, людей… Адреса-телефоны сюда вписывал.
– Нарушал тайну следствия? – невольно пошутил Стас.
– Ну уж не знаю, чего он там нарушал, он же никому эти записи не показывал. Даже мне. Так, для себя делал пометки. Вот эта книжка про убийство Ларисы Щербак… Твоей матери. Он мне ее перед смертью специально показал. А там еще лежат с записями по другим делам. Но тебе про них знать не положено, – строго добавила старуха.
Стас как завороженный смотрел на записную книжку майора Шкурко. Он проглотил слюну и спросил, волнуясь:
– Марфа Петровна… мне поглядеть можно?
Она с некоторым, как ему показалось, сожалением поглядела на записную книжку мужа и протянула ему:
– Бери, может, найдешь что дельное там… А потом верни. Какая-никакая память о Семе…
– Я верну, – не веря своим ушам, пробормотал Стас. – Обязательно верну, Марфа Петровна, вы не сомневайтесь!
Старухина голова опять мелко затряслась.
– Имя-отчество какое у тебя трудное. Отца, значит, Владиславом звали?
– Я его никогда не видел, – глухо заметил Стас, чтобы заранее отмести прочие вопросы.
Он стал переворачивать уже пожелтевшие и иссохшие от времени листки, мелко исписанные фиолетовыми чернилами. Перо было тонкое, а почерк у майора Шкурко хоть и мелкий, но аккуратный, почти каллиграфический: каждая буковка выписана тщательно и присоединена к соседкам справа и слева тесно и точно.
– Да ты возьми с собой, Станислав Владиславович! Там тебе много читать придется! – добродушно проговорила Марфа Петровна.
Он воспринял это замечание как вежливое предложение уходить восвояси и не нарушать ее старушечий распорядок дня.
Заглотнув остаток уже совсем остывшего чая, Стас поднялся, наскоро оделся и, поблагодарив старуху, выбежал из квартирки. Не утерпев, он начал читать на ходу, с первой же странички. Но там были какие-то совершенно непонятные колонки цифр, буквенные обозначения и записи, не имевшие никакого отношения к делу об убийстве Ларисы Щербак. Например, суммы взносов на ДОСААФ за сентябрь. 56 руб. Маловато! Но потом Стас вспомнил, что запись относится к 1986 году, а тогда и цены были совсем другие, да и зарплаты не те…
