Последние три слова детектив произнес очень медленно, внимательно глядя на Данхэма, но не заметил никакой реакции. Собственно, Кевин ни на что и не рассчитывал, просто не смог удержаться. Больной не отрывал глаз от Терри. Он смотрел на нее, как пес, ласковым и преданным взглядом. Если этот человек действительно когда-то похитил сестер Бетани, он был чудовищем. Но даже чудовища с возрастом становятся слабыми. Даже чудовища умирают.
Инфанте и Уиллоуби, сами не зная, что ищут, начали открывать один за другим выдвижные ящики и дверцы шкафа.
– У него не так уж и много вещей, – сказала медичка. – Да и зачем ему… – Она вдруг замолчала, как будто мужчина в инвалидном кресле, не отводивший от нее преданного взгляда, мог удивиться, узнав, что умирает. – Но есть фотоальбом, который мы вместе иногда просматриваем. Не так ли, мистер Данхэм?
Она достала откуда-то из-под дивана увесистую книгу в атласно-белой обложке, которая со временем успела изрядно пожелтеть. На обложке был нарисован малыш в подгузнике, говоривший: «Это мальчик!» Внутри убористым женским почерком была записана жизнь некоего Энтони Джулиуса Данхэма, начиная с рождения (вес шесть фунтов, двенадцать унций) и заканчивая школьным выпускным. Его мать, в отличие от многих других, терпеливо заносила сюда все, что делал ее сын, отмечала каждое его достижение: сертификат об успешном окончании летних курсов, справка о присвоении второго юношеского разряда по плаванию и даже табели об успеваемости, судя по которым, он явно не блистал.
Фотографии напомнили Инфанте о его отце. Нет, между его отцом и молодым Стэном Данхэмом не было никакого сходства. Просто на фотографиях были запечатлены счастливые семейные моменты, которые все когда-то переживают в своей жизни, – вот отец с сыном дурачатся дома, а вот вся семья стоит на фоне какого-то памятника, щурясь от яркого солнца. Каждая фотография была подписана тем же убористым почерком: «Стэн, Тони и я, Оушен-Сити, 1962», «Тони с одноклассниками на пикнике, 1965», «Выпускной Тони, 1970». За девять коротких лет сын превратился из светловолосого мальчугана в полосатой футболке в подростка с длинными волосами, эдакого хиппи. По мнению Кевина, он мало походил на будущего копа – особенно по тем временам.
Последнее фото – Тони в форме сотрудника заправочной станции – было подписано: «Тони на новой работе, 1973». На этой фотографии альбом и заканчивался, хотя оставалось еще несколько пустых страниц. Два года до исчезновения девочек. Почему же женщина перестала записывать каждый момент жизни своего сына? Может, в 1973 году он от них съехал? Или продолжал жить с ними, даже когда отец привел домой незнакомую девочку? Что Стэн Данхэм сказал им, как объяснил появление в доме девочки-подростка?
– Кевин, гляньте-ка!
Уиллоуби убрал подушки, которые намеренно – а может, и ненамеренно – закрывали большую картонную коробку на верхней полке в шкафу. Терри быстрее его схватилась за коробку и вытащила ее из шкафа, слегка покачиваясь под ее тяжестью. Инфанте положил руку ей на плечо. Она смущенно посмотрела на него, будто давно привыкла к таким уловкам, и детектив сразу почувствовал себя стариком.
Коробка была забита всякими бумагами – табелями успеваемости, школьными газетами… Инфанте заметил, что все они были из приходской школы и везде упоминалось имя Рут Лейбер. У Рут, кем бы она ни была, не было своего фотоальбома, но училась она гораздо лучше, чем Тони. Самые ранние документы датировались 1975 годом. Но необычнее всего было то, что в коробке лежал ярко-красный аудиоплеер. Инфанте нажал на кнопку, но, как и следовало ожидать, ничего не произошло. Внутри стояла кассета группы «Джетро Талл». А в нижней части плеера было аккуратно написано имя владельца: «Рут Лейбер».
Кевин продолжил рыться в коробке и нашел куда более странную вещь: свидетельство о браке между Рут Лейбер и Тони Данхэмом, заключенном с согласия его родителей Ирэн и Стэна Данхэм в 1979 году.
Тони мертв? По словам Нэнси и Ленхарда, эта новость изрядно удивила женщину во время допроса. Она ни о чем не сожалела. Скорее была поражена, расстроена или рассержена. Никакого сожаления. Однако она никогда не упоминала Тони.
– Что случилось? – спросил Инфанте Стэна Данхэма, который, казалось, был немного озадачен переменой в голосе своего гостя. – Кто такая эта Рут Лейбер? Правда, что вы похитили девочку, убили ее сестру, а затем, дождавшись, когда она немного повзрослеет, подарили ее своему сынку? Что произошло на той ферме, ты, старый больной кретин?
Медсестра потрясенно смотрела на Кевина во все глаза. Теперь она вряд ли ему обрадуется, если он подкатит к ней через недельку-другую: «Помнишь меня? Я тот детектив, который назвал кретином старика, в котором ты души не чаешь. Не хочешь со мной куда-нибудь сходить?»
– Сэр, нельзя же с ним так… – запротестовала девушка.
Но Данхэм ничего не замечал. Инфанте открыл альбом и ткнул старику под нос последнюю фотографию Тони.
– Он мертв, вы в курсе? Погиб в результате пожара. А может, его убили. Он знал о ваших делишках? А его подруга знала?
Старик покачал головой, вздохнул и посмотрел в окно, словно Кевин был умалишенным больным, недостойным его внимания. Он вообще понимал хоть что-нибудь? Знал хоть что-то? Что стало с воспоминаниями: они все еще при нем или же утрачены навсегда? Где бы они ни были, Инфанте не мог к ним подобраться. Стэн Данхэм снова уставился на медсестру, словно ища в ней поддержки. «Когда уже эти двое уйдут и мы останемся вдвоем?» – безмолвно спрашивал ее старик. Она заговорила с ним тихим, успокаивающим тоном, поглаживая его по руке.
– Нельзя так делать, – сказала она затем, обеспокоенно глядя на Инфанте. – Нельзя так разговаривать с пациентами. Он очень хороший человек, один из моих любимчиков. Вы даже понятия не имеете…
– Нет, – перебил ее Кевин. – Не имею.
«Одному только богу известно, что бы он с тобой сделал, попадись ты к нему подростком».
Чет Уиллоуби еще немного порылся в коробке, а затем снова взял свидетельство о браке и принялся внимательно изучать его, предварительно напялив на нос очки.
– Что-то здесь не так, Кевин. Трудно сказать наверняка, но, судя по всему этому, я сильно сомневаюсь, что Рут Лейбер и Хизер Бетани – это один и тот же человек.
Глава 39
Гостиная и столовая в доме Кэй Салливан были разделены французскими застекленными дверьми, и за много лет она заметила, что при закрытых дверях дети вели себя так, будто их никто не видел. Она часто пользовалась этим, располагая свой стул так, чтобы можно было наблюдать за Сетом и Грэйс. Ей нравилось смотреть, как Грэйс теребит прядь волос, пока делает домашку по математике – эта привычка передалась ей от матери. Нравилось наблюдать за Сетом, который в одиннадцать лет до сих пор разговаривал сам с собой, озвучивая каждое свое действие, словно комментатор спортивного матча. «Вот мой завтрак, – бормотал он, разворачивая очередной «Чоко-пай». – Вкусная чокопайка, которую ни с чем не перепутаешь. А вот мое молоко, обезжиренное, неизвестной марки. О, дааааааа!» Слова о марке молока возвращались к Кэй бумерангом. Дело в том, что после развода она очень переживала по поводу денег, поэтому им пришлось отказаться от популярных брендов в пользу продуктов с более низкими ценниками. Дети долго не соглашались, и в итоге Кэй устроила для них что-то вроде слепой дегустации печенья и чипсов разных марок, чтобы доказать, что между ними нет особой разницы. Однако дети разницу заметили, и им пришлось идти на компромисс: хорошее печенье, чипсы и содовая и дешевые макароны, хлеб и консервы.
