Не дожидаясь ответа, Полковник вытащил трубку и покинул строй.
— Это я. Это ты? Ты где? Ага! Никакого посольства! Ни о чем не беспокойся, прорывайся на север. Да, можешь и этих взять. На границе вас будет ждать окно. Ну все, обнимаю, рад был тебя слышать. — Несколько секунд он стоял неподвижно, думая о своем, и вдруг, словно очнувшись, наплевав на конспирацию, радостно закричал:
Глава 22
ДЕЛА НЕДАВНИХ ДНЕЙ
Год 1990-й
— Вы на берегу лесной реки, жарко, печет солнце, в душном воздухе порхают бабочки. — Голос Лау-ры стал тише, в нем появились нега и расслабленность. — Вам хочется раздеться и войти в прохладную, задумчивую воду.
Добровольцы на сцене, невзирая на переполненный зал и яркий свет софитов, начали раздеваться — молодой человек остался в сомнительной свежести трусах, девица — в почти что не существующих бикини, бюстгальтера под футболкой с надписью «Перестройка» у нее не было.
— Теперь купаться. — Лаура властно взмахнула рукой, и парочка, плюхнувшись животами на пол, стала изображать групповой заплыв.
Зал взорвался аплодисментами, замелькали молнии фотовспышек, камеры телевидения придвинулись вплотную к сцене — лица плывущих выражали абсолютное блаженство, их руки и ноги мерно загребали по истертым доскам пола, а невероятная Лаура Гревская была прекрасна и загадочна, словно богиня! Потом началось угадывание мыслей, сеанс телепатической связи, массовый гипноз и отращивание за минуту густой курчавой бороды у одного из зрителей. В заключение Лаура сбросила платье, демонстрируя великолепное, классических пропорций тело, прошлась в одном купальнике по остриям кинжалов, дала облить себя серной кислотой и, наконец, с чарующей улыбкой, по пояс в пламени, неторопливо исчезла за кулисами. Шквал аплодисментов, вонь горящего бензина, яростное шипение огнетушителей, крики изумления, восторга и зависти. Грандиозный успех!
В своей уборной Лаура первым делом залезла под душ. Сбросила дымящийся, прожженный кислотой купальник, долго стояла под тугими струями, чувствуя, как уходит кураж и спадает опустошающее душу нервное напряжение. Это только профанам кажется, что все так просто. Да будь ты хоть трижды одарен, за все приходится платить!
— Дорогая, сегодня ты была особенно в ударе!
Как всегда, ее уже ждал Дед, подтянутый, ироничный, в безупречном костюме, с букетом лососевых благоухающих роз.
— Поехали, к ужину я заказал твою любимую индейку.
Дед прекрасно знал, что перед выступлениями она никогда не ела.
Ничуть не смущаясь его присутствием, Лаура оделась, проигнорировав косметику, скрутила царственным узлом волосы на затылке, достала сотовую трубку.
— Ну что там, можно?
— Да, Анастасия Павловна, все спокойно. — Бригадир секьюрити отозвался не сразу, видно, был занят делом, бдил. — Выходите через второй подъезд.
«Мерседес» Деда был запаркован подальше от любопытных глаз, на общей стоянке, — перламутровое бронированное чудище, изготовленное на заказ. На первый взгляд, обыкновенный «шестисотый», однако и мотор помощнее, и салон побогаче, и еще не всяким гранатометом возьмешь. Не привлекая постороннего внимания, сели в лимузин, опытный водитель стремительно взял с места, и за окнами поплыла вечерняя, истомленная дневным зноем Москва. Неслышно урчал кондиционер, тяжелая машина шла легко, ехать было необременительно и приятно.
— К ужину будут гости. — Дед вытащил большую трубку с резным янтарным чубуком, набив, не спеша закурил, в воздухе поплыл приятный можжевеловый дымок. — Савин и комитетский один, все набивается в друзья. Полковник, не сегодня-завтра генерал. Будет настроение, запудри ему мозги, возьми чекиста на короткий поводок. Пригодится.
Кивнув, Лаура открыла бар, налила себе персикового сока.
— Как скажешь.
Дед ей нравился. Больше тридцати лет они уже живут под одной крышей, а он все не меняется, такой же загадочный и непонятный. Это для нее-то, читающей в душах людских, как в открытой книге! Молчит, улыбается в пышные усы, и хоть бы мысль какая мелькнула на поверхности — куда там, лишь туман, плотная завеса блокировки. Сфинкс, человек-загадка! Да, впрочем, нет, просто маг более высокого плана, учитель, указавший путь. Человек, перевернувший всю ее жизнь, заменивший отца и мать.
В пятьдесят седьмом Дед отыскал ее в Калининграде, в детском доме. Она была тощим заморышем-доходягой — пятнадцать лет, а еще ни намека на месячные. Зато всего остального в избытке — нарушение речи, эпилепсия, лунатизм. «Как тебя зовут?» — спросил ее тогда Дед, и она вдруг, сама не зная почему, ответила по-немецки: «Норна. Норна фон Химмель, добрый господин». С ее глаз словно спала пелена, она вспомнила чудной красоты женщину с белокурыми волосами, рев тяжелого грузовика, страшный, перечеркнувший все огненный столб…
Дед был важной шишкой, забрал ее в Москву. Они поселились в каменном особняке, обедали в кабинетах «Арагви», по вечерам ходили в Большой, затем ужинали в соседнем «Савое», часто наведывались в художественные галереи, осматривали Кремль, катались на катере и персональной, сияющей хромировкой «Волге». Новая жизнь захватила Анастасию, гадкий утенок вскоре превратился в Царевну-Лебедь, красивую, уверенную в себе, благополучную девушку из хорошей семьи. Но главное заключалось в другом — Дед заново открыл ей мир. Мир во всем его многообразии — лишенный иллюзорности, оков традиций и воспитания, нелепых догм, ненужных предрассудков, всей той порочной косности ортодоксального материализма, которая насильно насаждается, навечно вдалбливается обществом с пеленок.
— Пойми, Норна, — наставлял он ее, попыхивая своей любимой трубкой, — реальность ограничена нашими органами чувств, к слову сказать, весьма и весьма примитивными. Попробуй изменить свою чувствительность, и привычная реальность исчезнет… Мне вот, например, кажется, что с некоторых пор тебя весьма заботит осязание.
Это была правда. Анастасии в то время нравилось ласкать себя, чувствовать, как каменеют под пальцами соски, ощущать волнующую новизну смелых прикосновений, от которых сладко кружится голова и истомной судорогой сводит тело. Кровь туманила ее разум, ей хотелось познать, что такое любовь, и отдаться ей со всей страстью буйно расцветающей женственности.
— Тебя тяготят оковы невинности? — спросил тогда Дед, и на его лице при этом не промелькнуло ни тени усмешки. — Ты уже думала, как избавиться от них? Отдашься неотесанному пролетарию, тупому солдафону или, может, страдающему словесным недержанием партийному деятелю? А хочешь прибегнуть к помощи козла? Не удивляйся, в Мандесском храме держали специально обученное животное, лишавшее невинности египетских девушек. В твоих жилах, между прочим, течет королевская кровь, ты обладаешь силой, и чтобы познать оргазм, тебе совсем не обязательно нисходить до грязных, упивающихся своим скотством плебеев или заниматься мастурбацией, словно растревоженная школьница. Достаточно активизировать половой центр и сконцентрировать на нем свое внимание, — это просто, я тебе покажу. Самодостаточность — высшее благо для мага. А с мужчиной ты будешь еще не скоро…
