– А что ему нужно? – спросила я тогда.
– Он хочет извиниться. Восстановить справедливость, – с энтузиазмом ответил Аарон и поглядел на меня. По всему было видно, что ему по душе эта затея.
Люку я обещала, что не стану говорить о том, что было в ту ночь. Я даже убедила его, что у меня нет ни малейшего желания обсуждать эту тему. Но теперь, когда Дин был готов признать за собой вину, подтвердить то, что они сделали со мной в ту ночь, я поняла, как жестоко обманывала саму себя. Разумеется, мне хотелось об этом поговорить! Склонившись к Дину, я выжидающе вскинула брови. Пусть заговорит первым.
Дин попытался вызвать у меня ностальгию. Он ни капли не поумнел.
– Помнишь, как мы тут зависали? – спросил он, оглядевшись вокруг. Его лицо приняло мечтательное выражение, которое я сочла оскорбительным.
– Помню, как ты зазвал меня к себе домой. И как вы передавали меня из рук в руки, словно переходящее знамя. – Из-за туч выглянуло солнце, и я прищурилась от яркого света. – Помню так, словно это было вчера.
Дин сжал пальцы.
– Мне очень жаль, как все обернулось.
– «Как все обернулось»? Так вот зачем я пришла? Выслушивать двусмысленные извинения и околичности?
Мои глаза превратились в узкие щелочки, в уголках проступили тысячи морщинок, но мне было наплевать.
– Как насчет «извини, что взял тебя силой, когда ты упилась до чертиков»? «Извини, что приставал к тебе в доме Оливии и влепил тебе…»
– Выключите камеру.
Дин с такой легкостью развернул кресло, что у меня от изумления отнялся дар речи.
Оператор вопросительно глянул на Аарона.
– Выключите камеру, – повторил Дин, медленно подъезжая к нему почти вплотную.
Оператор ожидал команды Аарона, но тот застыл как вкопанный и весь побелел. И тут до меня дошло: он просто в шоке от услышанного. Либо Дин обошел молчанием подробности той пьяной вечеринки, либо Аарон вообще первый раз об этом слышит. «Хочет извиниться». «Восстановить справедливость». Теперь всё ясно: Аарон понятия не имел, за что Дин собрался извиняться.
– Аарон? – окликнул его оператор.
Аарон наконец очнулся. Кашлянув, он сказал:
– Выключи камеру, Натан.
– Ну и зачем ты это затеял, Дин? – спросила я, язвительно рассмеявшись ему в спину. – Раз все равно нельзя заикнуться о том, что произошло.
И я встала. Возможность встать на ноги теперь была мощным оружием.
Дин проворно развернул кресло в мою сторону. Мой крест, по крайней мере, был иного свойства: я не была прикована к нему до конца жизни. Как ни парадоксально, внезапно поняла я, то, что к тридцати годам Дин выглядел хоть куда, нисколько не играло ему на руку. Он еще не начал лысеть, а торс сохранял четкие очертания. Одна-единственная почтенная морщина пересекала лоб прямо посредине. Навек приговоренный к инвалидному креслу, он являл бы собой не такое горькое зрелище, если бы время оставило на нем свой отпечаток, как на всех остальных.
Разумеется, он женился на девушке с внешностью порноактрисы: высоченные каблуки, ярко накрашенные губы – все те гламурные атрибуты, составляющие мамино представление о красоте, которое я по сей день из себя вытравливаю. Я видела ее однажды в утреннем ток-шоу: южанка, двинутая на почве религии. Скорее всего, ярая противница секса до брака и всякого секса вообще, если цель его – не продолжение рода. Идеальный вариант в случае Дина. Я более чем уверена, что ему никогда не оценить все те сладострастные штучки, которыми пышет обложка «Женского». Артур об этом позаботился.
– Вы сейчас точно не снимаете? – бросил Дин через плечо.
– Видишь хоть одну направленную на тебя камеру? – спросил в ответ Аарон, с легким раздражением в голосе.
– Оставьте нас с Тифани одних, пожалуйста.
Аарон вопросительно взглянул на меня. Я кивнула и беззвучно шевельнула губами: «Всё нормально».
– Надо бы нам поторопиться, а то дождь пойдет, – заметил оператор, глядя на небо, где снова сгустились тучи.
Аарон мотнул головой, дав знак уходить с площадки.
– Успеем.
Члены съемочной группы двинулись вслед за Аароном, который широкими шагами направился к проезжей части. Дождавшись, когда мы остались одни, Дин повернулся ко мне.
– Ты можешь сесть?
– Спасибо, я постою.
Дин покачался туда-сюда в кресле.
– Ну ладно, – произнес он и вдруг криво улыбнулся. – Собралась замуж?
Моя рука, вытянутая вдоль тела, была на уровне его глаз. Я совсем забыла про мою гордость, мой изумруд и его волшебную преображающую силу. Растопырив пальцы, я демонстративно полюбовалась им, как делают все девушки в подобной ситуации. Меня быстро охватило приятное волнение, почти такое же сильное, как в первые дни помолвки.
– Через три недели, – ответила я, бросив на кольцо притворно-равнодушный взгляд.
– Поздравляю.
Я сунула руки в задние карманы брюк.
– Хватит ходить вокруг да около, Дин.
– Тиф, послушай…
– Вообще-то, меня теперь зовут Ани.
Дин выпятил нижнюю губу, прокрутив в голове незнакомое ему имя.
– Как уменьшительное от…
– Тифани.
Он мысленно примерил на меня мое новое имя и заключил:
– Ничего так.
Я не шелохнулась, желая показать, как мало значит для меня его мнение. Туча над нами содрогнулась, и одинокая капля просяще шлепнула Дина по носу.
– Во-первых, я все-таки хочу извиниться, – сказал Дин. – Уже давно хочу.
Он смотрел мне прямо в глаза, не отводя взгляда, в точности как учил его специалист по связям с общественностью: «Когда извиняешься, делай вот так».
– Мой поступок… – Он с шумом выдохнул, и его полные губы дрогнули. – Мне нет оправданий. Прости меня.
Я прикрыла глаза, чтобы найти в себе силы унять боль воспоминаний. Перекипев, я снова посмотрела на Дина.
– Но на камеру ты этого не скажешь.
– Скажу, – ответил Дин. – Извинюсь за ложные обвинения в твой адрес. За то, что утверждал, будто ты взяла ружье и была в сговоре с Артуром и Беном…
У меня челюсть отвисла от возмущения, но Дин протестующе поднял руку. На его безымянном пальце сверкнуло серебряное кольцо.
– Тиф… то есть Ани. Ты, конечно, можешь мне не верить, но тогда я правда считал, что ты была с ними заодно. Представь себя на моем месте. Ты врываешься в столовую. Я знаю, что Артур твой приятель и что ты меня ненавидишь. Потом этот псих протягивает тебе ружье, по сути, чтоб ты меня прикончила. И ты хотела его взять.
– Я была в ужасе. Я умоляла Артура не стрелять в меня. Ты же сам видел.
