От земли, где восходит солнце, вплоть до западных берегов ОкеанаВсе сердца пронзены скорбью...Франки, римляне и все христианепотрясены горестным известием:Император Карл упокоился в земле, под мирной сенью могилы...Горе тебе, Рим, и тебе, народ римский:вы потеряли своего Карла…Горе тебе, прекрасная Италия, и все славные города мира, горе вам... Франция, претерпевшая столько бед, никогда не знала большей, чем эта...Увы мне! Может ли быть страдание больше, чем моё?..
ЭПИЛОГЭйнхард быстро оказался на службе у нового императора. Каждый вечер он приходил ко мне попить вина и рассказать о происходящем. Меня пока что работать не звали.
Любезный Нардул поначалу восхищался Людовиком.
— Какие у него грандиозные замыслы, Афонсо! — говорил он, попивая вино, оставшееся от щедрот Карла. — Этот новый властитель завоюет и обратит весь мир!
Я удивился:
— Как же столь честолюбивый человек имел желание затвориться от мира в монастыре?
— В нём объединяются два качества, — объяснил Эйнхард, — жажда величия и благочестие. Это второй Карл.
Я промолчал. Не хотелось тратить сил на бессмысленный спор.
Через некоторое время восторги коротышки поутихли. Он появился у меня весьма расстроенный и рассказал сногсшибательную новость: новый император, преисполнившись благочестия, решил очистить двор от грешников. Начал он со своих сестёр. Недрогнувшей рукой оправил всех в монастырь, разлучив с тайными мужьями и детьми. Я вспомнил, что всю ночь мне не давали спать чьи-то рыдания.
— А разве он сам без греха? — спросил я Эйнхарда. — Помнится, у него были внебрачные дети.
— Наверное, он раскаялся, — предположил коротышка и признался шёпотом: — Какое счастье, что мы с моей Иммой живём в законном браке!
Не прошло и недели, как Эйнхард узнал об ещё одном поступке императора. Людовик рылся в капитуляриях отца, пытаясь выискать закон, позволявший ему сместить малолетнего короля Италийского Борнгарда, того самого племянника, которого Карл велел оберегать особенно.
Но ведь, с другой стороны, Афонсо, разве не так же поступал его отец? — сказал Эйнхард.
— Да, — согласился я, — они поступают похоже. Но у Карла была великая душа, придававшая всем его поступкам возвышенный смысл. Сын же выглядит просто мелко.
— Может быть. Кстати, он шагу не может ступить, чтобы не посоветоваться с каким-нибудь епископом, даже заискивает перед ними, а Карл...
В этот момент дверь скрипнула. Эйнхард вздрогнул и побледнел. Я же, встав, подошёл к двери и резко открыл её. За ней никого не было.
— Нет, — вдруг неестественно бодро произнёс коротышка. — Людовик прекрасный правитель. Он продолжит начатое отцом.
Я не спорил.
После этого разговора Эйнхард долго не появлялся. Что ж, я понимал его. Моё общество подвигало его на опасные беседы, а опасностей он не любил. Я допил вино Карла в одиночестве, за упокой души моего короля. Он был настолько велик, что не нуждался в лести и не страдал от подозрительности.
Однажды утром коротышка неё же зашёл ко мне. Сказал, что сейчас вместе с Людовиком работает над биографией Карла.
— Ну и как? Много приходится переписывать? не удержался я от ехидного замечания.
— Приходится, конечно, — спокойно ответил он, мне ведь теперь лучше удаётся высокий стиль. Афонсо, я вообще-то пришёл сообщить тебе волю императора. Ты ведь не находишься у него на службе, поэтому должен покинуть дворец и удалиться в своё поместье в Имерхальме. Не думай, ты ни в чём не провинился, просто... так ведь правильно?
— Я понял. И сколько часов даёт император мне на сборы?
— Что ты, Афонсо! Никто не торопит тебя. Но сделать это необходимо.
— Хорошо, — сказал я, прикидывая. Вещей у меня немного, за день управлюсь. Назавтра с утра можно выезжать.
— Завтра покину Ахен, — пообещал я.
Эйнхард неподвижно стоял передо мной.
