— Кофта! — вырвалось у Турецкого. — Тебя-то я и искал.
Глава 14
ДЕСЯТАЯ КВАРТИРА
Позвонив из Сбербанка, следователи вызвали на подмогу милицейский наряд и, поджидая его, издали разглядывали нужный дом. Оштукатуренный и покрашенный в желтоватый цвет, трехэтажный, без балконов, с двумя подъездами. Десятая квартира на втором этаже, одно окно выходит на фасад, два — в торце и одно на задней стороне. Приехавшие милиционеры держали все окна под прицелом.
К дому подъехал нарочный из МВД, привез снимок погибшего Заура. Турецкий сравнил почерки на конвертах, на банковской квитанции и на бумаге, оставленной на груди у мертвого Бритаева, — «От воинов Аллаха». Без сомнения, почерк принадлежит одному человеку.
— Новая разновидность домоседа — по ночам гуляет, — сокрушенно сказал Александр Борисович.
Прежде чем звонить в десятую, Захарин решил позондировать почву среди жильцов первого этажа. В одной из квартир никого не застал. Во второй — под Кофточкиным — жила молодая русская семья: муж, жена и ребенок. Про соседа знали предельно мало. Они переехали сюда два года назад, тот уже здесь жил. При редких встречах здороваются, не более того. Человек тот крайне необщительный, как выразилась женщина, бирюк бирюком. Какие-то люди, судя по топоту сверху, иногда к нему заходят.
— Машина и гараж у него есть?
— По-моему, есть у него занюханный «москвичок». Под окном он его не держит. Наверное, и гараж есть. Помнится, я как-то на кухне ел, и он с кем-то подъехал. Это было сразу после дождя, а «москвичок» совсем сухой. Значит, откуда-то рядом из гаража вывели.
— Вы на редкость наблюдательны, — похвалил Захарин и затем обратился тоном, каким обычно говорят люди, которых осенила блестящая идея: — Слушайте, может, вы нас выручите. Мы этого Кофточкина должны задержать, там есть подозрения в серьезном преступлении. Если сказать, что милиция, вряд ли он откроет дверь. А если вы скажете по-соседски, мол, друг, у тебя труба лопнула, нас заливает…
— Вы меня извините, конечно, — перебила капитана хозяйка, — но у нас воду отключили.
— Ну если не про воду, то что-нибудь другое, например соль, спички.
— Не принято это, — поморщился мужчина. — Да и вообще: никогда не общались, и вдруг за солью пришел. Это же последний кретин догадается, что туфта.
— Да, пожалуй, — вынужден был согласиться Захарии.
— И потом, — добавила жена, — если что-нибудь пойдет не так, нам эти чеченцы головы оторвут.
— Какие чеченцы?
— Которые шастают к нему с утра до вечера.
— Почему вы решили, что они ходят именно к нему? — насторожился капитан.
— Я же вижу, как они в подъезд входят, а через минуту его дверь хлопнет, и у нас шаги над головой. Конечно, к нему.
— А почему вы решили, что это чеченцы?
— А кто же еще, когда он и сам чечен.
— С чего вы взяли? Между прочим, его зовут Сергей Семенович Кофточкин.
Теперь уже удивилась жена:
— Не может быть! Я думала, какой-нибудь Джохар Дудаев.
— Насчет. Кофточкина я тоже не ожидал, — хмыкнул муж.
Тем временем стоявшие возле подъезда следователи увидели подходившего мужчину средних лет. Турецкий спросил, из какой он квартиры, втайне надеясь услышать, что из десятой. Нет, из одиннадцатой, этажом выше. Он жил в этом доме три года. С нелюдимым Кофточкиным у него шапочное знакомство. Слышал, что тот холостяк, живет один, больше ничего — даже имени — не знает. Имя успел узнать Гамрекели, позвонивший в паспортный стол, — Сергей Семенович.
— Я-то думал, у него какое-нибудь кавказское имя, — сказал мужчина из одиннадцатой квартиры.
Появившийся Захарин пересказал коллегам содержание своей беседы. Фиаско из-за отключенной воды порядком развеселило их. А упоминание про часто бывавших здесь чеченцев настроило на решительный лад.
Они вошли в подъезд с аппетитным запахом острой пищи, отчего Турецкий понял, насколько он голоден. (Позже выяснилось, что подобное чувство испытал не он один.) Благодаря окнам между этажами здесь было достаточно светло. Александр Борисович предполагал, что дома у Кофточкина арсенал не меньше, чем в гараже. Поэтому и следователи, и милиционеры расположились по обеим сторонам от двери десятой квартиры, чтобы при фронтальной стрельбе не угодить под пули. Дверной глазок предусмотрительно заклеили пластырем. В квартиру напротив не позвонили, чтобы случайно не поднять лишнего шума.
Турецкий нажал кнопку и прислушался к дребезжанию звонка, донесшемуся глухо, словно из преисподней. Похоже, за неказистой крашенной масляной краской дверью есть еще одна, возможно стальная. Изнутри не слышалось ни единого звука, ни шороха, ни скрипа, однако Александр Борисович уже почувствовал, что по ту сторону стоит человек и, приблизив ухо к двери, пытается услышать, что происходит за ней. Прислушивается так же чутко, как и следователи.
Турецкий снова нажал кнопку. На этот раз звонок прозвучал на ничтожно малую величину громче. Очевидно, приблизившись к наружной двери, хозяин не до конца прикрыл внутреннюю. Выдержав недолгую паузу, Турецкий громко закричал:
— Сергей Семенович!
— Кто?
Мужской голос из-за двери прозвучал почти испуганно. Видимо, человек в квартире не ожидал крика, и ответ его вырвался инстинктивно. Он сразу осекся, как говорят в таких случаях, прикусил язык, но теперь уже ничего не исправить, придется отвечать.
— Сергей Семенович, откройте, пожалуйста!
— Кто там?
На этот раз голос прозвучал спокойно и грубо.
— Милиция.
— Что вы тут забыли?
— Поговорить нужно.
— Сколько вас человек?
— Если я скажу, что один, поверите?
— Не такие менты храбрецы, чтобы ходить поодиночке.
— Значит, нас много.
— Вот и поговорите друг с другом.
— Сергей Семенович, для того, чтобы рассказывать старые анекдоты, вы выбрали неудачное время. Могу сообщить, что в вашем гараже мы уже побывали.
— У меня нет гаража.
— А вот это уже анекдот свежий.
Турецкий так громко кричал, что многие соседи открыли свои двери и прислушивались к происходящему на лестнице.
— Скажите, что соседи подтвердили, — шепнул Захарин.
— Соседи утверждают, что гараж у вас есть.
— Ну и что с того?! Это преступление? Я в нем картошку держу.
— Если картошку или даже машину, то не преступление. А вот если оружие…
— Плохо вас слышу.
— Я говорю, если картошку держать…
Внезапно раздался выстрел. Пуля расщепила дверь в нескольких сантиметрах от косяка, в том месте, где доска тоньше. Кофточкин рассчитывал, что на просьбу говорить громче собеседник приблизится к двери, и выстрелил на звук. Однако Александр Борисович был готов к такому повороту событий и по-прежнему говорил, стоя сбоку, только громче. После выстрела Турецкий обернулся к своим и шепотом приказал:
