– Не понимаю, почему меня называют занудой, когда я всего лишь…
– Все правильно, Нед, но ты должен признать, что…
В эту минуту дверь вновь отворилась.
– Милорд, – бесстрастно провозгласил дворецкий, – прибыл мистер Шевиот, он желает видеть вашу светлость. Я взял на себя смелость препроводить его в Малиновую гостиную.
Дворецкий застыл в ожидании, придерживая дверь, но, когда Карлайон поднялся на ноги, Джон тоже вскочил из-за стола и негромко проговорил настойчивым тоном:
– Подожди, Нед!
Несколько мгновений Карлайон смотрел на него, после чего, не оборачиваясь, бросил дворецкому:
– Передайте мистеру Шевиоту, что я присоединюсь к нему через минуту.
Дворецкий поклонился и вышел. Никки, глаза которого возбужденно засверкали, воскликнул:
– Клянусь богом, это уже чересчур! Подумать только, он посмел явиться к нам собственной персоной! Проклятье, он наверняка вскрыл часы еще до того, как добрался до города! Ну что ж, теперь тебе и карты в руки, Нед! Можно, я пойду с тобой, чтобы взглянуть, какой еще фокус он намерен выкинуть?
Но Карлайон лишь покачал головой в ответ. Джон сказал:
– Нед, будь осторожен! Возьми с собой оружие!
Карлайон, насмешливо приподняв брови, заметил:
– Мой дорогой Джон, не могу же я принимать гостей с пистолетом в руке!
– Ты сам говорил, что он – опасный человек!
– Быть может, но при этом я никогда не говорил, что он глупец. Убить меня в собственном доме, после того как его впустил мой дворецкий? Джон, ты меня поражаешь!
Джон, покраснев, нехотя рассмеялся.
– Что ж, может, ты и прав, но позволь мне хотя бы сопровождать тебя!
На сей раз негодующе запротестовал Никки, коего успокоил лишь повелительно поднятый вверх палец старшего брата.
– Нет, – сказал Карлайон. – Полагаю, твое присутствие стеснит его. Более того, я хочу, чтобы вы оба развлекали миссис Шевиот в мое отсутствие. Я приму его один.
– Нед, как ты намерен поступить? – с беспокойством поинтересовался Джон.
– Это будет зависеть от обстоятельств.
– Ладно! Признаю́: то, что он имел наглость явиться сюда, и впрямь позволяет заключить, будто… Но я не желаю иметь ничего общего с передачей ему меморандума!
– В таком случае, оставайся здесь, – сказал Карлайон и вышел из комнаты.
Он застал Френсиса Шевиота стоящим у камина в Малиновой гостиной. Одна нога гостя, обутая в начищенный до блеска ботфорт, стояла на каминной решетке, а белой пухлой рукой он опирался о каминную полку. На нем по-прежнему был подбитый мехом плащ, но толстый шарф он снял. В улыбке, которой Шевиот приветствовал хозяина дома, сквозило напряжение, однако голос его прозвучал с привычной томностью, когда он, растягивая слова, сказал:
– Мой дорогой Карлайон, вы должны извинить меня за вторжение в столь неурочный час! Но я уверен, вы простите меня: чувство справедливости, присущее вам, должно заставить вас признать, что в этом повинны вы сами. Покорнейше прошу прощения, однако стоит ли нам с вами оставаться в таком царстве малинового атласа и бархата? Этот цвет ужасно действует мне на нервы. Кроме того, здесь прохладно, а вам известно, насколько я подвержен простудным заболеваниям.
– Я знаю, вы говорили, что чрезвычайно подвержены простуде, – подчеркнуто сухо отозвался Карлайон.
– О, но ведь это правда! – заверил его Френсис. – Вам не следует думать, будто я только и делаю, что ввожу собеседников в заблуждение, потому что я поступаю так лишь в случае крайней необходимости.
– Идемте в библиотеку! – пригласил своего гостя Карлайон и пошел первым, показывая дорогу.
– А, вот здесь намного лучше! – удовлетворенно отозвался Френсис, критическим глазом обозревая окружающую обстановку. – Малиновый и золотистый – цвета, смею надеяться, весьма подходящие для некоторых случаев, но сегодняшний не относится к их числу.
Развязав завязки у горла, он сбросил с плеч тяжелую накидку. Улыбка на его лице угасла; подойдя к огню, он сказал:
– Знаете, мой дорогой Карлайон, я очень устал – буквально выбился из сил! – от этой нашей с вами игры в прятки в темноте. Мне остается лишь пожалеть о том, что вы обладаете таким запасом хладнокровия: это ваш недостаток; признайте же, что так оно и есть! Если бы вы доверились мне, я был бы избавлен от нешуточных хлопот.
– А миссис Шевиот – от удара по голове?
Френсис, вздрогнув, ответил:
– Умоляю вас, не напоминайте мне о вещах, столь неприятных для моего душевного здоровья! Какая ужасающая необходимость! Надеюсь, миссис Шевиот уже вполне оправилась от последствий? Знаете, Карлайон, моя задача оказалась бы куда легче, культивируй вы в себе столь превосходное качество, как откровенность. Разумеется, я с самого начала догадался, что вы питаете определенные подозрения на мой счет, но, хотя, по общему мнению, меня нельзя назвать тупым, я так и не сумел выяснить, ни сколько вам известно, ни каким образом вы эти знания обрели.
– О пропаже некоего меморандума я узнал от Джона, – ответил Карлайон.
– Ах, вот оно что! Вездесущий Джон, которому, как я уверен, просто неоткуда было получить сведения об этом деле. Как неприятно узнавать о невоздержанности на язык некоторых облеченных доверием и властью господ, коим полагается быть скромнее! Кстати, я считаю, что меморандум находится у вас, в целости и сохранности.
– Вы совершенно правы.
– Что ж, во всяком случае, я должен возблагодарить за это Господа. Позвольте выразить восхищение вашей сообразительностью, мой дорогой Эдвард. Я надеялся, упоминание часов миссис Шевиот останется вами незамеченным. Мне следовало бы помнить, что вас всегда отличала привычка сосредотачиваться именно на тех деталях, которые, по мнению других, должны были ускользнуть от вашего внимания.
– Меморандум находится у меня, в целости и сохранности, – прервал его Карлайон. – Полагаю, вы явились сюда, чтобы попытаться убедить меня отдать его вам.
– Вот именно, – улыбнулся Френсис. – По-моему, это наилучшим образом отвечает нашим интересам.
– Для начала вам придется убедить в этом меня.
– Так я и думал, и потому действительно попытаюсь убедить вас, несмотря на все мои усилия – зачастую утомительные и неприятные – избежать такой необходимости. Пожалуй, мне следует начать с того, что, несмотря на свою склонность к простудным заболеваниям, равно как и то, что я предпочитаю кошек собакам, я не продавал сведения агентам Бонапарта. Как унизительно говорить об этом! Мой интерес в данном деле – отнюдь не патриотического либо личного свойства – надеюсь, вы еще помните тот пример столь выдающейся добродетели, который я привел вам всего несколько минут назад? Но можно ли считать меня совершенно искренним, когда я говорю, что не имею никакого личного интереса в этой истории? Давайте скажем так: я всеми силами стремлюсь избежать скандала. Почему-то мне представляется, что и человек вашего рассудительного склада ума озабочен тем же.
