А теперь скажите, кого может оставить равнодушным трагический образ Америки, не только проигрывающей сегодня Китаю, но и погружающейся в экономическую и нравственную стагнацию минской эпохи?
Тени на китайской ширме
Перелистывая этот каталог гиперболизированных страхов и восторженных похвал, можно подумать, что мы обращаемся к теме Китая с сугубо утилитарными целями, что страна упоминается лишь в качестве инструмента, с помощью которого стараются выиграть преимущество в политических баталиях на домашней сцене или получить финансирование из государственной казны. Порой оно так и есть, но это не единственная причина, тут присутствует более сложная психологическая составляющая. В нашем воображении Китай вырастает до угрожающих размеров не только потому, что иногда это бывает полезно, но также и оттого, что страна представляет собой своеобразный экран, на который проецируются наши мечты и кошмары.
Начнем с мечтаний. Иезуитские миссионеры XVI века изображали Китай страной, в которой люди вроде их самих могли стать советниками императора, игнорируя тот факт (или не будучи о нем осведомлены), что на самом деле конфуцианская императорская система экзаменов была поражена коррупцией и непотизмом. Физиократы рисовали Китай государством, якобы отвечающим их теориям о трансцендентальной ценности земли. Эта традиция сохраняется по сей день. Идеализация китайской экономики в среде крупных предпринимателей и экспертов достигла своего пика и содержит в себе какие-то даже исступленные нотки. Тем не менее, как мы уже видели, сотворенный ими образ волшебной страны со свободным рынком так же далек от реальности, как фантазии физиократов, представлявших Китай гармоничной страной под управлением философов на троне.
Сегодня многие западные предприниматели видят в Китае некий новый капиталистический Иерусалим, землю с заоблачно высоким ростом ВВП, крупнейший в мире почти нетронутый рынок, место, где государство считает своей основной задачей помощь частному сектору в его обогащении. Время от времени они сталкиваются со странными фактами, вступающими в противоречие с их мечтами: то появляются сообщения о детском питании, в которое китайский производитель добавлял опасные для жизни младенцев химические вещества, то вдруг выясняется, что огромный торговый центр никак не используется на протяжении целых восьми лет, однако все это воспринимается лишь как испытания, укрепляющие веру. Просто непозволительно допускать, чтобы подобные факты набрасывали тень на блистательный образ.
Теперь перейдем к китайским кошмарам. В XVII столетии Монтескье обличал Китай как страну, где правит «дух холопства». Викторианцы считали Китай местом, где интеллектуальный прогресс навсегда остановился. Они воображали Китай антиподом всех достоинств, которые им бы хотелось видеть в собственной нации, — свободолюбие, энергию и открытость новым завоеваниям. В работах Карла Виттфогеля 1950‑х годов можно наблюдать ту же тенденцию. Как мы уже видели, этот беженец из нацистской Германии изображает Древний Китай в виде деспотии, поразительно напоминающей тоталитарное государство XX века. Следуя давней традиции, Виттфогель затушевывает фактические свидетельства и проецирует на Китай кошмар XX столетия.
На Китай часто смотрели как будто на отражение в кривых зеркалах. Запад XIX века особенно часто обвинял Китай в высокомерии и чувстве собственного превосходства. Британский миссионер Дональд Мэтисон утверждал, что причиной «опиумной войны» было не оказываемое китайским государством противодействие импорту вызывающего деградацию наркотика, а скорее «надменная убежденность в превосходстве своем и своих подданных над монархами и народами других стран, которую демонстрировал китайский император». Подобные претензии высказывали не только британцы. Шестой президент Соединенных Штатов Джон Квинси Адамс также возлагал вину за «опиумные войны» на «высокомерные и необоснованные притязания Китая на коммерческие отношения с остальным человечеством не на принципах равноправия и взаимовыгоды, но в форме оскорбительного и пренебрежительного отношения господина к своему вассалу». Но наиболее тяжкие преступления совершила именно Великобритания. Премьер-министр лорд Пальмерстон гневно обличил китайские «претензии на собственное превосходство» и тут же отправил несколько канонерок, чтобы выстрелами привести китайцев в чувство.
Все эти разговоры о высокомерии можно объяснить в свете теории Зигмунда Фрейда о психологической проекции, согласно которой индивидуум приписывает собственные постыдные побуждения другому человеку. Можно утверждать, что в противостоянии Китая и Великобритании именно Британию отличало экзальтированное чувство собственного превосходства. В 1792 году во время визита лорда Маккартни в Китай, предпринятого с целью уговорить императора Цяньлуна открыть свое царство для торговли, члены британского посольства наверняка были поражены тем, что предложенные ими взору императора механические диковинки, начиная с часов и заканчивая телескопами, не вызвали со стороны китайцев бурного восторга по поводу технического превосходства европейской нации.
Когда лорда Маккартни попросили пасть ниц перед императором Цяньлуном, он, оскорбленный самим допущением подобной мысли и, видимо, не замечая иронии своего ответа, сказал: «Я встаю на одно колено перед своим королем и на два колена перед своим Господом, но идея о том, что джентльмен может распластаться на полу перед азиатским варваром, совершенно абсурдна».
Сегодня мы наблюдаем иной тип проецирования. Мы уже видели, что Китай часто изображают в виде агрессивного националистического монстра, собирающегося завоевать весь мир. Вот краткий список книг о Китае, опубликованных за последние 15 лет; у них говорящие названия: «Грядущий конфликт с Китаем», «Гегемон: планы Китая на господство в Азии и в мире», «Китайская угроза», «Решающий поединок: почему Китай хочет войны с Соединенными Штатами», «Восход Красного Дракона: военная угроза Америке со стороны коммунистического Китая», «Остерегайтесь Дракона: Китай — 1000 лет кровопролития». Глядя на этот поток паранойи, можно вообразить, что Китай имеет за плечами ужасающую историю колониальной агрессии. Действительно, на протяжении своей истории Китай не был образцом пацифистской Шангри-Ла, однако отнюдь не Срединное государство посылало в XIX столетии свои корабли на край земли, отнюдь не оно силой прокладывало себе путь в страну иной культуры и вовсе не оно нечестными способами втянуло отдаленную империю в сферу своего влияния. Это были мы.
Когда наши политические лидеры мрачно сообщают нам о «неоколониалистской» политике Китая в Африке, когда экономисты предостерегают, что Пекин хочет занять свое «место под солнцем», а писатели говорят, что настанет день, когда Пекин «будет править миром», не означает ли это, что именно они, а не «исторически настроенные» китайцы не в состоянии расстаться с призраками прошлого? Все это смахивает на какую-то интеллектуальную патологию. Нас по-прежнему захватывает течение тех же мыслей, тех же туманных мечтаний и страхов, которые всегда были нам свойственны при наших контактах с Китаем. Большинство из нас даже не подозревает, что мы озвучиваем некую древнюю чепуху, впервые извергнутую иезуитскими миссионерами пять столетий тому назад, или параноидальные фантазии викторианских авторов готических романов, или даже порой некоторые догмы маоизма.
