Я завел речь о другом:
— Олла, а я ведь вам однажды звонил. Ты подошла. А я повесил трубку. Сам не знаю, почему.
Сказанул и быстренько отхлебнул эля. Не понимаю, с чего это у меня вдруг вылетело.
— А я и не помню, — сказала Олла. — Это когда было?
— Давненько уже.
— Нет, не помню, — повторила она и покачала головой. Потрогала слепок, лежащий у нее на коленях. Посмотрела, как там гонки, и снова принялась качаться.
Фрэн глянула на меня. Поджала нижнюю губу. Но ничего не сказала.
Бад спросил:
— Ну, а чего у вас новенького?
— Возьмите еще орешков, — сказала Олла. — Ужин чуть позже.
Из какой-то дальней комнаты долетел крик.
— Только не это, — сказала Олла Баду и страдальчески скривилась.
— Старина карапуз, — сказал Бад. Он откинулся в кресле; мы досмотрели гонку до конца, три или четыре круга, без звука.
Раз-другой из дальней комнаты донесся плач малыша, отрывистый и требовательный.
— Прямо не знаю, — сказала Олла, поднимаясь. — Всё почти готово, можно за стол. Осталось соус перелить. Но я лучше сначала зайду к нему. Вы пока перебирайтесь на кухню и садитесь. Я быстро.
— Я бы посмотрела на маленького, — сказала Фрэн.
Олла все еще держала в руках свои зубы. Она подошла к телевизору и поставила их на место.
— Он может раскапризничаться, — сказала она. — Не привык к чужим. Давайте-ка я попробую его угомонить. Потом можешь зайти и посмотреть. Как уснет.
Сказав это, она пошла по коридору, открыла там какую-то дверь. Проскользнула в комнату, закрыла дверь за собой. Ребенок замолк.
Бад вырубил телевизор, и мы пошли за стол. Мы с Бадом поговорили о работе. Фрэн слушала. Иногда даже задавала вопросы. Но я видел, что ей скучно, и она, кажется, обиделась, что Олла не позволила ей взглянуть на ребенка. Она изучала кухню Оллы. Наматывала прядь волос на палец и придирчиво рассматривала каждую вещь.
Вернулась Олла и доложила:
— Я его переодела и дала соску. Может, теперь он даст нам поесть. Хотя, кто знает. — Она подняла крышку с кастрюли и сняла ее с плиты. Налила красный мясной соус в мисочку и поставила ее на стол. Сняла крышки с каких-то еще посудин и посмотрела, все ли как надо. На столе стояли окорок, картофельное пюре, тушеная фасоль, кукурузные початки, сладкий картофель, зеленый салат. Каравай Фрэн занимал почетное место рядом с окороком.
— Салфетки забыла, — спохватилась Олла. — Вы начинайте. Кто что будет пить? Бад всегда за едой пьет молоко.
— Мне тоже молока, — сказал я.
— А мне воды, — сказала Фрэн. — Я сама могу налить. Что ты будешь за мной ухаживать? Тебе и так дел хватает. — И встала было со стула.
Олла воспротивилась:
— Что ты. Вы же гости. Сиди. Я принесу. — Она опять покраснела.
Мы сидели, сложив руки на коленях, и ждали. Я все думал про гипсовые зубы. Олла принесла салфетки, большие стаканы с молоком для нас с Бадом и стакан воды со льдом для Фрэн. Фрэн поблагодарила.
— Не за что, — сказала Олла, усаживаясь. Бад прокашлялся. Опустил голову, коротко помолился. Так тихо, что я едва мог разобрать слова. Я понял только общий смысл — он благодарил Всевышнего за пищу, которую мы сейчас будем есть.
— Аминь, — сказала Олла, когда он закончил.
Бад передал мне окорок и положил себе пюре. Мы принялись за еду. Говорили мало, разве что иногда Бад или я замечали: «Отличный окорок» или: «Кукуруза отменная, в жизни не ел вкуснее».
— Главное тут сегодня — хлеб, — сказала Олла.
— Можно мне еще салата, Олла? — спросила Фрэн, вроде как немножко оттаяв.
— Бери еще, — говорил Бад, передавая мне окорок или миску с соусом.
Время от времени мы слышали ребенка. Олла поворачивала голову и прислушивалась и, убедившись, что он просто попискивает, снова принималась за еду.
— Чего-то он сегодня беспокойный, — сказала Олла Баду.
— Я все равно хотела бы на него взглянуть, — сказала Фрэн. — У моей сестры тоже ребенок. Но они живут в Денвере. Когда я еще выберусь в Денвер. Вот, есть племянница, а я ее никогда не видела.
Фрэн минутку об этом поразмышляла, потом снова стала есть.
Олла подцепила вилкой кусок окорока и отправила в рот.
— Будем надеяться, что он скоро заснет, — сказала она.
Бад посетовал:
— Вон сколько всего осталось. Положить кому-нибудь еще свинины с картошкой?
— В меня больше не влезет, — сказала Фрэн и опустила вилку на тарелку. — Очень вкусно, но я больше не могу.
— Ты оставь местечко, — сказал Бад. — Олла испекла пирог с ревенем.
Фрэн сказала:
— Ну, кусочек я, конечно, съем. Только вместе со всеми.
— И я тоже, — сказал я. Правда, исключительно из вежливости. Я терпеть не могу пирог с ревенем, с тринадцати лет, когда объелся им до рвоты — ел тогда с клубничным мороженым.
Мы подчистили тарелки. Чертов павлин опять подал голос. Теперь он взгромоздился на крышу. Кричал прямо у нас над головами. И расхаживал по дранке, звук был такой, будто тикают часы.
Бад помотал головой.
— Джоуи скоро заткнется. Устанет и завалится спать. Он спит на каком-то из деревьев.
Павлин снова закричал: «Мо-о-ау!». Все промолчали. Да и что тут было говорить?
Потом Олла сказала:
— Бад, он хочет в дом.
— Не пойдет он в дом, — отрезал Бад. — Ты что, забыла, что у нас гости? Им только не хватало, чтобы по дому шлялась эта птица. Вонючая птица, да еще этот твой слепок! Что люди о нас подумают, а?
Он снова помотал головой и засмеялся. Мы все засмеялись. И Фрэн тоже.
— Он не вонючий, Бад, — сказала Олла. — Что с тобой сегодня? Ты же любишь Джоуи. С каких это пор он стал вонючим?
— С тех пор, как насрал на ковер, — ответил Бад. — Извиняюсь за выражение, — добавил он, обращаясь к Фрэн. — Но, если честно, иногда мне хочется свернуть этой паскуде шею. Его и убить-то много чести, верно, Олла? Иногда как заорет среди ночи, так и подпрыгнешь на кровати. А пользы от него никакой, — правда, Олла?
Олла покачала головой — Бад нес чепуху. Повозила по тарелке лежащие на ней фасолины.
— Откуда у вас вообще взялся павлин? — поинтересовалась Фрэн.
Олла подняла глаза от тарелки.
— Я всегда мечтала завести павлина. Еще девчонкой, даже картинку нашла в журнале. Мне казалось, что красивее ничего на свете не бывает. Вырезала картинку и повесила у себя над кроватью. Ох как долго она у меня там провисела. И, когда мы с Бадом купили этот дом, вдруг появилась возможность. Я говорю: «Бад, я хочу павлина». Он только посмеялся.
