Однако в глубине души Питер понимал, что это не так.
Позвонил он и Женевьеве. До этого у них не было времени поговорить подальше от ушей Ричи об исчезновении Тары. Вот же маленькая дрянь, сказал Питер. Женевьева призвала его не судить Тару чересчур строго, ведь в их с Ричи отношениях могло быть такое, о чем они ничего не знают и о чем недавние события могли напомнить Таре слишком остро.
Питер вернулся в приемную. Ричи еще не освободился. Питер закрыл глаза. Время шло. Он не был уверен, спал ли он, когда почувствовал, что кто-то над ним стоит.
Это был Ричи.
– Непонятные дела, – сказал он.
Питер вытаращил глаза, просыпаясь:
– Какие дела?
Ричи хмыкнул и сморщил нос:
– Эта штука пропала.
– Какая штука?
– Да та. Опухоль.
Питер подумал, что, должно быть, все еще спит. Провел широкой ладонью по лицу:
– Что значит «пропала»?
– Не могу объяснить. И они не могут. Хотят снова все повторить.
– Снова все повторить?
– Да. Томографию.
Питер встал:
– Можно как-нибудь пояснее? Пожалуйста, Ричи.
Вышел старший врач-консультант, крепкий мужчина с короткой бородкой и лысиной, похожей на монашескую тонзуру.
– Готовы? – уточнил он у Ричи.
– Что происходит? – поинтересовался Питер.
– Можно, он пойдет со мной? – попросил Ричи консультанта. – А то мне как-то не въехать.
Консультант обратил к Питеру лучистый взгляд. Погладил бородку:
– Не возражаю.
В служебном помещении при рентгеновском кабинете консультант подвел их к компьютерному монитору. На экране были два снимка рядом. Он указал на правый:
– Вот предыдущая томограмма вашего друга, снятая несколько дней назад. Опухоль хорошо видна, размером аж с виноградину. – Потом он указал на левый снимок. – А это сегодняшняя томограмма. Опухоли нет.
– Ошибка, – сказал Питер.
– Точно так же подумал и я, – ответил консультант. – Обычно мы снимки сразу не сравниваем, просто проверяем навскидку, надо же убедиться, что машина не барахлит, а тут рентгенолог сразу углядел отличие, прежде чем позвал меня. Сперва я подумал, как и он, что это снимки двух разных людей. Но взгляните: вот, вот и вот. Нет сомнения, что это сканы одного и того же мозга.
– Так куда же она делась? – удивился Питер. – Куда пропала опухоль?
Консультант подпер губы кулаком и уставился на Питера. У него не было ответа.
– Она не могла просто взять и исчезнуть! – воскликнул Питер.
– Я хочу проверить все еще раз, – сказал консультант.
– Не могла она просто взять и исчезнуть.
– За все годы своей работы не видал подобного, – проговорил консультант, – но порой такое происходит, и это называется «спонтанная ремиссия». – Он повернулся к Ричи. – Вы в Бога верите?
– Нет, – отрезал Ричи. – И теперь тоже не собираюсь.
– Я тоже, – сказал консультант. – Дело в том, что, если вы не верите в чудеса, остается лишь красивая и неразрешимая тайна.
– Я не против тайны, – ответил Ричи, – если это значит, что опухоль могла пропасть.
Консультант, казалось, улыбался и хмурился одновременно.
– Ну что, повторим томографию?
– Я готов, – согласился Ричи. – Подождешь меня, Питер?
– Я прямо за дверью, брат, – сказал Питер. – Прямо за дверью.
43
Слушай голос луны
Вздымающей волны морей
Садись ко мне на коня
Будь любовь невестой моей.
«Невеста», слова Кейт Расби[55]
Спустя недели две после второго исчезновения Тары семья отправилась днем погулять в Аутвудс. Питер и Женевьева, Эмбер и Джози. Джек тоже был там, хотя Питер сказал: спятил ты, что ли, никакого воздушного ружья ни в коем случае. Был и Ричи, ставший своим в «Старой кузнице». Он нес Джози на плечах по лесу. Самым, наверное, необычным было то, что Зои изъявила желание поехать с ними и притащила с собой своего друга с дредами. Друг с дредами был очень рад, потому что считал Ричи крутым. Он видел его выступление в «Белой лошади».
Среди знатоков пошел разговор, что старый лабух в хорошей форме и выдает что-то новенькое впервые за десять лет. В «Призрачной карете» было не протолкнуться. Все в местном музыкальном мире кивали с умным видом, как бывалые рецидивисты, и говорили: Ричи, да, этот Ричи, он смыслит в гитаре; да, этот Ричи классно лабает. Отчего-то каждый заявлял, что слышал его прежние вещи, и отчего-то каждый хотел с ним познакомиться.
Что до самого Ричи, то он очень тосковал по Таре, но он работал над песней, в которой говорилось, что вторая рана никогда не бывает такой мучительной, как первая. Там были строки о шраме поверх старого шрама. Песня была еще не закончена, но он работал над ней. Однако более чудесным, чем песни, было исчезновение опухоли, а с нею и его головных болей. Страшные слепящие мигрени, появившиеся вместе с возвращением Тары, с ней и ушли. Какое-то невероятное совпадение – совпадение, о котором Ричи не любил слишком много думать, но почему-то именно эта мысль не оставляла его.
Последующие сеансы томографии не показали ничего. Это было как дурной сон. Никаких признаков того, что в мозгу когда-либо существовала какая-либо опухоль. Ни медицинская наука, ни экспертное мнение, ни обширный врачебный опыт не могли сказать о происшедшем ничего, кроме: «Благодарите Бога!»
Он и благодарил – благодарил как мог, разве что не вставал на колени. Душевные страдания позволили ему увидеть мир омытыми глазами. Новый свет заполнил его жизнь и замедлил время. К тому же Ричи нашел подлинную семью и был принят ею. После ухода Тары он часто ужинал в «Старой кузнице» и любил бывать там. Когда бесконечная болтовня, детская возня и ссоры надоедали ему, он просто уходил без слов, чтобы появиться на другой день вечером после того, как Питер заканчивал работу.
– Что, Ричи ушел? – могла спросить Женевьева.
Кто-нибудь в доме мог ей ответить.
Никто не возражал против его периодических появлений и не считал их вторжением в жизнь семьи. Женевьева готовила немного больше еды или заворачивала остатки, чтобы он прихватил домой, чему он бывал очень рад. Она поставила себе целью откормить его и заставляла есть побольше. Если обнаруживала, что он ускользнул во двор покурить, отбирала сигарету и затаптывала ее:
– Никакого курения на участке.
– Что за дела! У вас прямо-таки тюремный режим.
