А это могло закончиться таким сокрушительным взрывом, что даже думать не хотелось.
– Тадеуш? Да. Он не смог бы организовать такое сам, а вот придумать и поручить исполнение другим – это вполне в его духе. Нас он особо не жалует, так что мотивы у него есть. Но вот представить вместе Колина и Тадеуша – нет, не годятся они на роли сообщников.
Я вынул из внутреннего кармана ручку и быстро набросал несколько слов на правой манжете.
– Только не говори, что уже все знаешь, – с подозрением сказала Франсуаз.
– Не скажу. Ты прочитаешь это после того, как мы поговорим с Колином. И сможешь увидеть, прав я был или нет.
– Тогда отдавай манжету.
– Что?
– Отдавай. Я положу ее себе в карман. Ты ведь можешь ее подменить, если в конце концов окажется, что ты ошибся. Давай сюда.
– Френки! Я не могу ходить с одной манжетой.
– Отдавай.
– Тогда я лучше напишу на листе бумаги. У тебя не найдется?
Франсуаз принялась шарить рукой в кармане. На ее лице сменилось несколько выражений – от упертой настойчивости до торжества.
Наконец она протянула мне нечто больше напоминавшее грязную тряпку.
– Ты заворачивала в это требуху? – поинтересовался я.
– Это письмо от моей кузины Луизы. Помялось, правда, немного. Вообще-то я не хотела его выбрасывать, ну да ладно.
Я записал пару слов на полях, аккуратно сложил листок и передал его девушке. Затем вынул из кармана толстую записную книжку, положил в нее ручку и спрятал все обратно.
– У тебя есть целый блокнот? – зашипела Франсуаз. – А я из-за этого испортила письмо кузины Луизы!
– Целый блокнот у меня есть потому, – парировал я, – что я не трачу бумагу на такую ерунду, как ты.
Девушка глубоко задумалась.
– «Как ты» относилось к «трачу бумагу» или к «ерунде»? – подозрительно спросила она.
– Это для меня слишком сложно, – солгал я.
Длинные коридоры встретили нас унылыми лицами посетителей, которые уже не надеялись дождаться приема. Их глубокая грусть усугублялась еще и тем, что они точно знали – даже если их в конце концов примут, ни к чему хорошему это не приведет.
Я прошел прямо к кабинету, на двери которого было написано: «Колин Зейшельд. Советник по внутренним аспектам внешних сношений. Приемная».
– Ты назвал меня «ерундой»? – спросила Франсуаз.
– Мистер Зейшельд занят, – отчеканила секретарша.
Ее металлический голос прозвучал даже раньше, чем я успел войти.
Когда же я все-таки вошел, девица посмотрела на меня с таким негодованием, словно переступить порог было немыслимым святотатством.
– Вы плохо учились на курсах секретарш, сестричка. – Я покачал головой. – Надо говорить, что шефа нет, ведь если он на месте, я могу войти.
– Нет, не можете! – воскликнула девица, вскакивая со стула.
Но тут она увидела Франсуаз, и боевой задор пишбарышни угас, как угасает энтузиазм новобранца под первым обстрелом.
– Сиди на месте, подружка, – посоветовала ей Франсуаз. – Или я научу тебя спускаться вниз без лифта.
Наша новая знакомая, очевидно, не стремилась к подобным познаниям, поэтому медленно осела обратно на стул.
– Но вы должны записаться, – пробормотала она и потянулась к огромному фолианту, что лежал справа.
Франсуаз шагнула к столику секретарши, тонкие пальцы демонессы коснулись разграфленного листа.
Книга вспыхнула, столб пламени взметнулся к потолку.
– Надеюсь, этого хватит, – процедила моя партнерша, направляясь к следующим дверям.
Кабинет, в котором был занят Колин Зейшельд, оказался длинным, словно полоса кегельбана. То ли его владелец любил смотреть на вновь прибывших через бинокль, то ли хотел иметь возможность скрыться в случае опасности через какую-нибудь боковую дверь, благо длины для боковых дверей хватало.
В любом случае, при нашем появлении он не стал делать ни первого, ни второго. Он поднял глаза, посмотрел на нас и произнес:
– А, вот и вы. Надеюсь, никаких проблем не было. Я собирался вам позвонить, но видите, я все время занят.
Можно было предположить, что Колин испугается или по крайней мере ему станет неудобно. Он же вел себя так, словно к нему в кабинет вошли смиренные просители, умоляя об огромном одолжении.
Но ведь Зейшельд был правительственным чиновником и видел в людях не людей, а промышленные отходы.
– Колин, – сказал я, – мне не хочется быть грубым. Но в твоей компании почему-то такое желание возникает. Ты не знаешь почему?
Трудно поверить, что после этого Зейшельд мог сказать то, что сказал. Но поверьте, это в самом деле было так.
– Простите, сейчас я очень занят, – вымолвил он. – Зайдите лучше на следующей неделе. Или я вам позвоню.
Франсуаз черной молнией пересекла длинный кабинет. Девушка не подбежала, не прыгнула – она просто в мгновение ока очутилась около Зейшельда.
Не успел Колин открыть рот, как демонесса гибко вскочила на его стол, растоптав две папки и пару авторучек. Зейшельд еле успел отдернуть руки.
Затем Франсуаз нанесла левой ногой столь сокрушительный удар, что он наверняка снес бы Колину голову. Но девушка метила не в чиновника, а в спинку кресла, на котором тот сидел.
Трон Зейшельда перевернулся, и бюрократ вместе с ним. Девушка пружинисто спрыгнула, и кончик ее правого сапожка уперся прямо в горло хозяину кабинета.
Это само по себе было достаточно неприятно, к тому же стоит учесть, что Франсуаз любит немного утяжелять носки своей обуви металлом – для вящей убедительности на подобных переговорах.
– Говори, – коротко приказала красавица.
– Что же до этой девушки, – пояснил я, неторопливо приближаясь к столу, – то она просто не может хотеть или не хотеть быть грубой. Она по натуре такая.
– Я не знаю, – прошептал Колин.
Он намеревался продолжить фразу, но Франсуаз чуть-чуть переместила центр тяжести, и это заставило чиновника передумать.
– Я жду, – сказала Франсуаз.
– Я тут ни при чем. – Голос Колина было трудно узнать, но я не стал заглядывать через стол, чтобы уточнить – кто это там говорит.
Вряд ли там лежал еще кто-то.
– Меня просто попросили. Влиятельный сановник. Очень высокопоставленный. Как я мог ему отказать? Он заявил, что это в интересах Великой Церкви… Отпустите, мне больно.
– Так и должно быть, – назидательно сказала Франсуаз. – Полезно для укрепления памяти. Какая свинья приказала убить нас?
– Я ничего не знал об убийстве!
