Уложив листочки в пакет с прочим имуществом из карманов, Тамара с брезгливой гримасой засунула останки дорогого и элегантного наряда в целлофановую сумку. Отнесла ее в мусоропровод. Распахнула окна на кухне и в комнате, устраивая сквознячок, и зажгла в прихожей несколько свечных огарков. И пока она все это делала, ее душу раздирали предчувствия. Она гнала их, боясь признаться себе в том, что делает это, «чтобы не делить шкуру неубитого медведя». Чтобы не сглазить.
Она уже настроилась сегодня работать с Гавриловым.
И зря.
Затем она готовилась принять пытки от некогда влюбленного.
И тоже зря.
Потом она настроилась погибнуть.
Опять зря.
После всего этого ее настроили жить дальше легко, свободно и счастливо.
Неужели и это было зря и сейчас ей нужно настраиваться на новые волнения? Неужели он пришел, чтобы?..
«Это нахальство с его стороны, — подумала она, моя руки и рассматривая себя в маленьком зеркальце на кухне. — И совершенно некстати».
Это слишком. Но очень хочется.
Шел уже двенадцатый час ночи, когда Воротников, безумно смешной и симпатичный в коротенькой футболочке, вышел на кухню. Тамара уже закипала заодно с поставленным на огонь чайником. Удивительно много можно понять, передумать, решить, отринуть и решить по новой за пятнадцать — двадцать минут. Если это те минуты, когда голова кружится от предвкушения, а сердце сжимается от тягостных предчувствий.
Ее больше не забавляло смущение этого жилистого мужика, умевшего даже стесняться с тигриной грацией. Да, он ей нравился. Но это и было его виной! Ведь его обаяние пыталось разрушить ее только начинающую налаживаться жизнь.
Конечно, ей бы хотелось иметь такого мужчину. Ее притягивали его четко очерченные губы, ее гипнотизировало золото в его взгляде. И она была бы рада позволить его сильным рукам делать с ней все, что угодно.
Но их близость — без будущего.
Она прятала глаза, не поднимая их выше стола, но Валерий словно понял ее настроение. Не говоря ни слова, он топтался рядом, сверкая голыми ногами. Ей пришлось закусить губу, чтобы сдержаться и не вытолкать его из своей квартиры взашей. Ну почему, когда ехали от Апээна, она не попросила Олега Комарова отвезти ее к Зайке, которая опять вернулась в дом родителей Надежды?
Да, определенно общение с чародеем сделало ее другой. Теперь, зарядившись от него силой, она уже не могла тупо терпеть больной зуб. Она его вырвет — весь и сразу! Она впервые после появления Валерия на кухне взглянула в его лицо. И чуть не утонула в страхе, заполнявшем его глаза. Но не удержалась:
— Чего вы так смотрите? Вы знаете, который час?!
Но он не посмотрел на часы, а, любуясь ею, признался:
— Я не могу без тебя.
«Мне — можно! Мне ничего не будет!» — пело во Фреде безумное исступление. Еще приложившись к папиросе с анашой, он прогуливался по Новому Арбату мимо входа, ведущего в офис заказанного ему Воротникова, и мечтательно косился на проносящиеся разноцветные иномарки. Ему только чеку выдернуть, взмахнуть рукой — и любая из этих тачек станет фонтаном огня!
А он будет стоять и любоваться в толпе. Потому что никто не подумает на него. Он — невидимка!
Жаль только, что граната у него одна и она нужна для…
Он не заметил, что поперек улицы, торопясь куда-то, несется приземистая тетка. Наткнувшись на мальчишку мощным бедром, она отшвырнула его к низенькому бордюру вокруг газона и, не оборачиваясь, привыкнув, что кто-то ее все время толкает, не сбавив темпа, двинулась дальше.
«Ах, ты! — Опрокинувшийся на зелень Фред вскочил и ринулся за теткой. — Сейчас я ее обгоню и всажу пулю в жирную рожу!»
— Подожди, не мешай, — поднял руки Воротников. — Ради бога, дай мне сказать! Я не понимаю женщин. Бывала любовь, бывали просто отношения. Но почему они начинаются и почему мне потом было хорошо или плохо, я так никогда, наверное, и не догадаюсь. Женщин я не понимаю, но я чувствую себя. И сегодня я вдруг понял, что если хотя бы не попытаюсь… Что если я не смогу тебе сказать, что ты мне нужна, то мне будет так плохо, как еще не бывало. Понимаешь? Я хочу…
Тамара взорвалась, чувствуя — еще немного, и она сама бросится на него.
— Знаете что?! — Но, перебив, она опустила глаза, чтобы не сбиться. — Меня все это, все ваши откровения — не интересуют! Вы и ваши женщины надоели мне так, что… Тошнит уже! Я устала и хотя бы у себя дома хочу отдохнуть. Давайте одевайтесь и уходите!
Она ждала привычного рыка, но Валерий молчал, и она подняла глаза. Он смотрел на нее со спокойной, смиренной улыбкой.
— Я понимаю. В том-то и ужас: впервые встретив женщину, которую я, кажется, понимаю, я не могу ничего сделать, чтобы ее удержать. Конечно, я бесперспективен для тебя. Возраст и эти мои «отношения». Но сегодня… Помнишь стихи Маяковского о партии?
Даже в ее нынешних растрепанных чувствах, когда она разрывалась между притяжением его губ и остервеняющим страхом попасть в новую кабалу, его вопрос ее ошарашил.
Он что, решил поиздеваться? Или сбрендил, ударившись головой о ступеньки?
— О какой партии? — спросила она испуганно.
— О коммунистической, конечно. Он там говорит, что, мол, «партия — единственное, что мне не изменит». Так вот, у меня всегда, всю жизнь таким спасательным кругом была работа. Я всегда знал: если я к ней без халтуры, то и она всегда получится. Всегда даст силы и смысл для жизни. Но ты меня этого лишила. С того момента, как ты мне пригрезилась в одной ночной рубашке возле компьютера… Помнишь, на даче? Когда только приехала? У меня все поломалось. Я ничего не могу делать, если тебя нет рядом. Если не уверен, что завтра увижу тебя, то не могу заснуть и мне ничего не нужно. Я не могу работать без тебя!
«О какой ночной рубашке он говорит? — удивилась она, стараясь сдерживать дрожь. — Наверное, он тогда принял мой сарафан за ночную сорочку. Ведь у него такие же тонкие бретельки».
— Сначала это было продолжением болезни. Как наркотический дурман. Я даже был уверен, что мне все приснилось. Но потом, когда ты… Вот в том купальнике. Ты была как из сна, понимаешь? Я понял: больше так не могу. Мне мало стало угадывать тебя под этими твоими балахонами. Конечно, я не для клиентов. Я тебя обманул, я сам хотел тобой любоваться!
«Зачем он все это говорит? — вдруг поняла она свое желание и едва не застонала от нетерпения. — Почему он ничего не делает, болтун проклятый?!»
— И сегодня, когда я узнал, что ты в опасности, я понял: я так больше просто не выдержу. Я помчался на ту дачу, где ты была, — не успел. Потом муж твоей подруги позвонил, сказал, что с тобой все в порядке, но мне стало еще страшнее. А вдруг Ирина тебя оскорбит и ты уйдешь? Вдруг я что-то не так сделаю и ты обидишься?! Не могу больше трястись от страха: а вдруг ты больше не появишься? Вдруг тебя кто-то переманит и ты исчезнешь?
