Не просыпаясь, он обнял ее — она отодвинулась. В полях, по которым гулял ветер, залаяла собака. Послышалась танцевальная музыка, а потом — Моцарт, песня безграничной невинности, которая звучала среди разрушенных мирных храмов и внесла в их сны немыслимое видение: любовь, пережившую время и существовавшую даже в ночи, недосягаемую для смерти и всех незапамятных наступающих сумерек. Затем наступил вечер. Раскинув руки и ноги, они зашевелились и перевернулись. Сумерки накрыли их тела. Они были окрашены огнем, как тела тех павших детей, которые живут и дышат, и беззвучно вскрикивают и чьи души вечно пылают.
6
Кэри ехал осторожно, поскольку теперь, в послеполуденную жару, они начали выходить группами — негры в тюрбанах и в белых, падающих свободными складками одеждах для крещения. Они приезжали на автобусах, и на машинах-развалюхах, и в багажниках грузовиков; иные приходили пешком. Они появлялись с пыльных дорог, смеясь и потея, неся бумажные плакаты:
ВЕРА ПАПЫ ПРИНОСИТ НАМ ЛЮБОВЬ
и ехать им было трудно из-за детишек в миниатюрных одеждах, бежавших перед машинами.
Собственно, на дороге была такая неразбериха — шоферы грузовиков и легковых машин проезжали мимо друг друга, затем поворачивались, выкрикивая приветствия с пьяной разнузданностью, — что Кэри на минуту остановился у края дороги, под деревьями. Они с Элен на какое-то время тут безнадежно застряли, совершенно вымотавшись среди потока развевающихся одежд, и Кэри слегка запаниковал: он понимал, что они с Элен — единственные белые люди на многие мили, словно миссионеры, изолированные среди враждебных туземцев, которые безостановочно топают мимо в поисках языческого искупления грехов в водах Конго. Внезапно наступил перерыв: большинство негров исчезли с дороги, уйдя по направлению к городу и оставив позади себя облако горячего мелкого песка, которое поднялось в воздух и опало, а на капоте машины появился белый слой пыли. Элен закашлялась и вытерла лоб. Кэри снова завел машину, и они поехали дальше по шоссе. Ни он, ни она, с тех пор как сели в машину, не произнесли ни слова — правда, Кэри раз или два попытался прочистить горло. Однако теперь он обнаружил, что говорит, прежде даже чем осознал, что именно.
— Что вы сейчас чувствуете, Элен?
Молчание длилось долго. Мимо промелькнули леса и болото, бензоколонки, убогая придорожная закусочная. Наконец Элен ровным голосом произнесла:
— Усталость.
— Я имею в виду, дорогая Элен, — продолжал он, — я имею в виду… все это.
Краешком глаза он увидел, как она подняла руку и двумя тонкими бледными пальцами защипнула складки на шее. Это был напряженный, требовавший размышления момент, словно он попросил ее решить математическую задачу, требовавшую сосредоточенной концентрации. Затем она произнесла отчетливо, будничным тоном:
— Не знаю, Кэри. Можно ли знать, когда ты под конец… потеряла голову? Вы понимаете, что я имею в виду? Годы назад это было бы иначе. Все тогда было другое. Я могла чувствовать, как все остальные. Но вы знаете так же хорошо, как и я, что произошло, когда все рухнуло. Пейтон и вообще все. Когда ушел Милтон. Я тогда рассказывала вам об этом. А сейчас я не хочу больше об этом говорить. — Отвернувшись, она стала смотреть в окно.
— Вы потеряли… — заговорил он, — …вы покинули Бога.
— Бог покинул меня. Еще прежде. Когда умерла Моди.
— Нет, — сказал он, — Бог никогда никого не покидает.
А сам думал: «Не надо об этом больше. Слишком для подобного разговора поздно. Сейчас важно другое, а о Боге мы можем поговорить позже».
— Выдумали о Милтоне? — сказал он. — Думали ли вы о том, что я говорил вам сегодня утром?
— Я легла спать, — сказала она. — Мне снился сон. Я ни о чем не думала.
— И что… что же вам снилось? — спросил он с надеждой.
— Приятное. Берег, каким он был много лет назад. Песок. Туман утром. Мой сад, как он выглядел тогда, когда я им занималась.
— Милтон нуждается в вас и хочет быть с вами, — сказал Кэри. — Он раскаивается. Он достаточно настрадался.
— Да, я думала об этом. Возможно, это и так.
Сердце Кэри забилось быстрее, словно он вдохнул возбуждающее дуновение надежды.
— Он действительно нуждается в вас, — поспешил сказать Кэри, — действительно. И вы нуждаетесь в нем. Ведь он — все, что у вас есть. Неужели вы этого не понимаете, Элен, дорогая? Неужели не понимаете?
— Да, — тихо произнесла она, — да.
Но это был ответ, произнесенный еле слышно, усталым голосом, по-настоящему ни в чем не убеждавший, и Кэри подумал: «Да, возможно, это правда, что она далеко зашла и ничто теперь ей не поможет. Даже Бог. Значит, она все-таки обезумела?»
И он подумал о безумии и об этой семье, которой удалось — казалось, без особых усилий — разрушить себя, и его охватила такая меланхолия, что у него забунтовал желудок и руки обмякли и задрожали на руле. Он вспомнил этот дикий вечер после похорон Моди, когда Пейтон отсутствовала, а Лофтис, как он полагал, скрывался наверху, Элен сказала ему, что пришел конец всему: «Бога нет, вообще ничего нет, перед вами лишь, — кивком указав наверх, где находился Лофтис, и включив, как понимал Кэри, сюда и Пейтон, — эти выродки чудовищ». Боже, какие она употребляла слова! И тут, в этот момент, он понял, что иначе и быть не могло: она же сошла с ума — трудно сказать насколько, но он понял, внутренне застонав от отчаяния, что она слишком далеко зашла и его советы священника ей ни к чему. А отчаяние возникло у него не только из-за ее трагедии, а из-за себя: ведь он не сумел; все эти годы, что он знал ее, она постепенно стала для него своего рода символом заблудшего человека, ищущего — неважно, что прерывисто, — Христа, и такого человека, которого можно спасти. Но он ее не спас, не научил ее верить, что она сумеет пережить беду; и в тот вечер, когда завывал ветер, была непогода и Элен дрожала от холода в своем доме, а Лофтис, находившийся наверху, был слишком пьян, чтобы затопить печь, ужас и сознание провала охватили Кэри, словно по его спине прошлась мокрая морщинистая рука утопленницы, и он на какое-то время почувствовал себя отступником, обращающимся раздраженно, жестоко к Богу, который так и не объявился: «Почему, Бог?» Тем не менее он пытался что-то сделать даже после того.
А теперь вот это. Кого винить? Сумасшедшая Элен или нет, но она ведет себя гадко. Держась своей особой, неизменной манеры, она не дала Лофтису ни прощения, ни понимания и, главное, — гадко вела себя с Пейтон. Правда, и сам Лофтис оказался не таким уж хорошим, и в конце-то концов кто, кроме самого Господа, мог знать, где начинался и где кончался этот круг, состоявший из таких трагических подозрений и недопониманий? Кто был автором первоначального злодеяния? Пейтон — подумаем о Пейтон. Она выше упрека? Другие дети выросли даже в худших условиях. Возможно, ответ в Пейтон.
Кэри нажал на тормоз. В своей рассеянности он чуть не наехал на тощую цветную женщину, которая катила на велосипеде в одежде для крещения и продолжала бездумно крутить колеса с величайшей радостью на лице.
