Предсвадебная лихорадка у Моники началась за три квартала до свадьбы. Летом она приехала в Варшаву шить свадебное платье.
Это платье ей чуть ли не с рождения торжественно пообещала жена Зосиного брата, у которой было свое модное ателье.
Нужно было выбрать фасон, материал, купить этот самый материал и так далее. Обсуждение моделей из журналов мод проходило у меня дома, и — удивительное дело! — мы все трое — моя невестка, внучка и я — выбрали один и тот же фасон. Внучка — я еще понимаю — имеет право на бабушкины гены, но невестка и свекровь просто обязаны расходиться во мнении, а тут совсем наоборот. Может быть, сыграла роль профессия? Зося тоже училась на архитектора.
Первая примерка прошла замечательно, а следующая планировалась на Рождество.
И снова оказалось, что все превосходно, платье получается сказочное, только вот страшная проблема — нет туфель. Ну нет на белом свете свадебных туфель, достойных ножек Моники, — и точка. Девушки, разумеется, искали туфли по Интернету — ничегошеньки, все ужасно уродливые. А Моника хотела необыкновенные туфельки, и я с ней в этом вопросе совершенно согласна.
Я на собственном опыте убедилась, что ни в одном обувном салоне, ни на одной витрине не видела достойных свадебных туфель. Иногда на полке сиротливо стояла какая-нибудь убогая пара, от силы две — и привет… Удивительный неурожай на хорошую обувь.
В Варшаве, ясное дело, мои девушки опять метались по магазинам в поисках достойной обуви. Они все праздничные рождественские дни посвятили покупкам пополам с примеркой. Платье шикарное, не передать словами, а туфель всё нет!
В предпоследний день перед их отъездом я отправилась в парикмахерскую, где, кроме меня, обслуживалась еще одна клиентка.
Известное дело, что женщинам рот дан для важных разговоров, а вот мужчинам он служит главным образом для поглощения питательных вещества в твердой и жидкой форме.
Я поделилась с этой пани своими проблемами, немедленно встретила полное понимание, даже парикмахерши подтвердили, что хорошие свадебные туфли — редкость, причем непонятно, почему. Клиентка, которая уже собралась уходить, но задержалась на минутку, вспомнила, что пару дней назад видела симпатичные туфельки в «Панораме», конечно, по заоблачной цене, но очень красивые. Мы с ней уточнили, что считать красивым, и на том расстались.
Приехав домой, я по мобильному немедленно отловила своих милых дам, которые как раз возвращались, нагруженные покупками. Я настоятельно потребовала, чтобы они заехали в «Панораму», и черт с ними, с ценами! А вдруг это именно то, что надо!
В результате счастливая и сияющая Моника вернулась с роскошными туфлями, именно такими, о каких мечтала, идеально подходящими к платью, даже цена ее не огорчила. И это понятно, я ведь сразу сказала ей, что туфли — это свадебный подарок от бабушки. Сейчас и не вспомнишь, кому, что и когда я купила, но я так обрадовалась свадебным туфлям Моники и так ими горжусь, что не могу не похвалиться. В конце концов, если не туфлями, то чем еще?
Прошедший год вообще-то был неважнецкий, но некоторые утешительные моменты всё же находились.
Вот, например, весной на меня напала очень неприятная хворь — паралич правой руки. Рука то немела, то словно ее иголками кололи. Я не знала, что с этим делать, и очень переживала. Когда же, уже осенью, я обнаружила, что не могу надеть одежду с длинными рукавами, решила принимать меры.
Я стала разыскивать замечательного хирурга-ортопеда доктора Венгжина, который когда-то спас меня от вечной инвалидности, но, к сожалению, оказалось, что доктор умер несколько лет назад. Меня это так огорчило, что я совершенно отвернулась от медицины. Вместо врача я нашла массажиста, который занимался реабилитацией спортсменов. Он мгновенно понял, что со мной творится, и даже сказал, что сам страдал такой же пакостью. Градация боли на сеансах его массажа выглядела следующим образом (заранее предупреждаю, что никакими эвфемизмами я пользоваться не буду. Сейчас даже в литературе высокого стиля используются выражения простые и понятные городским и сельским жителям):
— Больно? — спрашивал массажист.
— Больно… — кривилась я в ответ.
— А сейчас?
— Еще больнее!
— А здесь?
— Кур-рва мать!!!
Больше массажист меня не опрашивал. Оказалось, что моя личная хворь не какое-то новое и неизвестное науке заболевание, у нее есть свое строго научное название, и для лечения следует применять определенный сбор трав. Требуется применять настой внутрь и делать припарки. Ну и отлично, мне очень даже понравилось. Пить травки — дело несложное. А вот горячие припарки-катаплазмы…
Попробуйте, пожалуйста, одной рукой положить на плечо обжигающую травяную массу в марлечке, прикрыть это пленкой, сверху водрузить толстый слой ваты, чтобы не остывало, и все это сооружение крепко прибинтовать.
Однако муки мои постепенно сходили на нет, и через два месяца у нас с массажистом состоялся такой разговор.
— Так больно? — подозрительно спрашивал он.
— Нет.
— А сейчас?
— Нет.
— А здесь?
— Тоже нет.
— А тут?
Я рассердилась:
— Ну почему вам так хочется, чтобы мне было больно? Ну не болит, я с этим ничего поделать не могу! Я уже могу держать руку в кармане и застегивать юбку на попе! Не болит, и всё тут!
— Так, значит, я вас вылечил?! — изумился массажист.
Гениальный специалист!
Остаток смеси лечебных трав я положила в коробку из-под обуви и тем самым осчастливила своих кошек безмерно. Они просто с ума сходили по этой коробке, не могли от нее оторваться. Меня это недолго удивляло, так как я вспомнила, что в рецептуру входила малая толика валерианы, совсем чуть-чуть, но кошкам для безразмерного счастья вполне хватило.
Не устаю повторять: во всех горестях и невзгодах обязательно найдется какой-нибудь утешительный момент, может, и маленький, и только один, но зато какой!.. Словом, надо ценить, что имеешь!
Здоровье мое постепенно приходило в норму, правда, не так скоро, как мне бы хотелось. События того периода я помню фрагментарно. Роберт по моей просьбе делал записи на листочках, но потом часть листочков потерялась.
В следующее путешествие меня собирали Зося и пани Хеня. Без пани Хени не обошлось бы, потому что мои вещи она знает лучше, чем я. К тому же на каждое предложение взять на всякий случай ту или иную вещь я отвечала согласием. Что мне, жалко? Я настаивала только на том, чтобы до самого французского Ла-Боль мне не нужно было бы вытаскивать свой чемоданище из багажника.
Решение вполне правильное, потому что на кой ляд мне в Берлине или Амстердаме три купальных костюма или вечернее платье и лодочки на шпильках? В Ла-Боль они тоже мне пригодились бы, как телеге пятое колесо, но мало ли что может подвернуться в Европе? Я тертый калач и точно знаю: стоит отказаться что-нибудь взять с собой, как обязательно окажется, что это и есть жизненно важная вещь!
