На мгновение Джеффри и Присцилла оказались стоящими друг против друга. Они были уставшие, но все равно сейчас оба желали как-то уладить свои разногласия. После многозначительной паузы Присцилла подняла голову и напряженно, но искренне улыбнулась.
– Надеюсь, эта.поездка окажется чудесной, Джеффри. С облегчением на лице он улыбнулся ей в ответ.
– Спасибо, Присцилла. – Джеффри выпрямился, словно с его плеч только что сняли тяжелый груз. – Я пришлю тебе красивую открытку из Парижа.
– Это будет очень мило, – кивнув, ответила она. Джеффри приподнял шляпу, прощаясь с Беатрис и Коннором, и направился вниз по улице, а Присцилла снова повернулась к тете и откашлялась.
– Ну что, пойдем? Экипаж ждет, а у меня масса работы. Полагаю, именно мне придется наводить порядок в «Вудхалле», чтобы закрыть нашу штаб-квартиру. – Она страдальчески вздохнула. – Для женщины работа никогда не переводится.
– Только если... – детектив Блэквел с насмешливой искоркой в глазах смотрел на девушку, – мистер Барроу не захочет оставить штаб открытым. Он, может быть, решит начать подготовку к следующим выборам.
Коннор застонал и хлопнул Блэквела по плечу.
– Ни в коем случае! – Тут он взглянул на Беатрис. – Кто знает, что случится через два года. Я, может, стану во главе самого большого и самого прибыльного банка в городе или женюсь. – Он прижал к себе Беатрис. – Я могу даже стать отцом.
– Пойдемте домой, – с сияющим видом сказала Беатрис. – И сегодня вечером мы устроим самый большой ужин для проигравших.
– Прекрасное предложение, – ответил Коннор.
Выходя на улицу, на яркое осеннее солнце, они оба впервые были намерены позволить жизненному потоку увлечь их куда угодно.
Когда они подошли к экипажу, то заметили небольшую группку людей, спешащую к ним и возглавляемую хромающей фигуркой, одетой во все темное. Беатрис и Коннор остановились, разглядев, что это был Херст Барроу, тяжело опирающийся на трость и свободной рукой размахивающий какой-то газетой. Они обменялись удивленными взглядами и повернули от кареты ему навстречу. Группа людей приблизилась, и они увидели пакостного Арчи Хиггинса и дюжину других репортеров, забрасывавших старика вопросами... и оставивших его в полном забвении в ту же секунду, как только заметили Коннора.
– Что вы думаете по этому поводу, конгрессмен? – прокричал один, подбегая к ним.
– Какие у вас ощущения? – интересовался второй, прорываясь поближе.
– Ощущения по поводу чего? – спросил Коннор, притягивая к себе Беатрис, чтобы защитить ее.
– Эй, вы все, молчите! – завопил старик. – Я сам должен ему сказать!
Коннор посмотрел поверх голов газетчиков туда, где сквозь толпу пробирался его дед.
– В чем дело? – спросил Коннор, пока тот переводил дыхание. – Что случилось?
– Ты победил! – выдохнул Херст, предъявляя газету как доказательство. – Посмотри сам. Ты победил!
– Правда?
Коннор выхватил у него газету и развернул ее, раскрыв многочисленные заголовки, кричащие, что ему удалось выиграть благодаря буквально горстке голосов. «Таммани Холл» была в ярости, обвиняя его во всех известных злодеяниях и требуя пересчета голосов.
– Как это, черт побери, получилось?
– Вот он! Эй, господин! – послышался знакомый голос с другой стороны улицы. К ним спешили Диппер и Шоти, а позади колыхала юбками кузина Диппера, Мэри Кейт. – Вы уже слышали? Вы победили!
Коннор, не веря, покачал головой.
– Только что услышал! Не могу представить, как это могло случиться.
– Это все ваши помощницы, конгрессмен. – Мэри Кейт приблизилась фланирующей походкой и стала рядом, выпрямив спину и расправив плечи так, чтобы ни один дюйм ее выдающегося бюста не остался без внимания окружающих. – Просто некоторые из нас знают, как раздобыть голоса.
Коннор уставился в ее блестящие глаза, потом перевел взгляд на Беатрис, которая прикусила губу, но так и не смогла удержаться от улыбки.
Карандаши репортеров повисли в воздухе, готовясь записать каждое его слово. Коннор с удивленной улыбкой посмотрел на Беатрис.
– Если я действительно победил... а я подожду, пока не появятся все результаты, чтобы быть уверенным до конца... тогда я рад, что люди оказали мне такое доверие. И я сделаю все, чтобы доказать, как высоко ценю предоставленную мне возможность служить им.
Очевидно, жизненный поток увлекал их в Вашингтон. Вместе. Глаза Беатрис сияли, но Коннор слишком хорошо помнил, как опасно решать за нее.
– И я хочу сказать еще одно. – Он обернулся к ней и взял обе ее руки. – Беатрис фон Фюрстенберг, ты самая непредсказуемая, упрямая, смелая, скандальная и самая опасная особа из всех, кого я когда-либо встречал. Я не буду иметь ни минуты покоя, пока ты не согласишься выйти за меня замуж.
Беатрис изумленно рассмеялась.
– Ты не шутишь?
– Конечно, нет.
– Ну... – Ее глаза сверкнули. – Думаю, меня можно уговорить.
Эпилог
Нью-Йорк
Наши дни
– Ты уверена, что это где-то здесь, бабушка?
Кортни Барроу отмахнулась от облака пыли и подняла выцветший абажур, который нечаянно смахнула на пол чердака. Потом она уперла руки в бока и обвела взглядом домашнюю рухлядь, скопившуюся за время жизни шести поколений.
– Я бы никогда не стала спрашивать, если бы знала, что это причинит столько беспокойства.
– Какого беспокойства? – Коллин улыбнулась внучке и убрала с влажного лба прядь седеющих волос. – Я уверена, что видела это в прошлом году, когда мы выносили вещи из свободной спальни. И куда же мы убрали... а... вон туда. – Она указала на груду ящиков, корзин и бочонков, задвинутых под карниз.
Между ящиками и стеной они обнаружили несколько больших картин в богатых рамах. Коллин вглядывалась, пытаясь в полумраке разобрать, есть ли среди них та картина, которую она запомнила.
– Кажется, вот она, – указывая на большое полотно в раме с остатками позолоты, сказала Коллин.
Вместе они вытащили картину и поднесли ее к чердачному окну. Коллин рукой смахнула пыль со стекла. Одетые в темное мужчина и женщина взглянули на них с полотна. Женщина сидела в кресле викторианского стиля, а мужчина стоял рядом, положив руку ей на плечо.
– Счастливая парочка, верно? – сухо заметила Кортни.
– Ну, не всегда можно судить по внешним признакам, – ответила Коллин.
– Всегда. – Кортни с видом превосходства посмотрела на бабушку. – Они же были викторианцы. Мужчины ваксили усы и балдели, нюхая женские перчатки, а женщины носили турнюры весом в пятьдесят фунтов и падали в обморок при мысли, что кто-то увидит их щиколотки. Парочка, очевидно, занималась этим... Сколько, ты сказала, у них было детей?