— Ну так веди, — улыбнулась она.
Они продолжили танец в абсолютной гармонии, но, сделав полдюжины шагов, она повела его влево, когда он хотел повести ее вправо. Беда была в том, что ей не терпелось поговорить с ним, а пока она находилась в таком взвинченном состоянии, о том, чтобы сосредоточиться на танце, не могло быть и речи.
— Все дело в доверии, — тихо сказал он ей на ухо. — Дети делают это инстинктивно.
— Они дети, потому и доверчивы.
— Беда в том, что ты слишком долго сама управляла своей жизнью и привыкла все держать под контролем. Это подобно браку: я веду, ты следуешь за мной, и мы вместе продвигаемся вперед.
Вот самая подходящая возможность, чтобы начать разговор. Она отпустила его руку и отступила.
— Но о нашем браке ты так не думаешь? Ты не ждешь, что мы будем продвигаться вперед, а думаешь, что я потащу тебя вниз.
В конце последней фразы ее голос задрожал.
— О чем ты?
— Так считает твоя тетушка, — сказала она, закусив губу, чтобы не было видно, как она дрожит.
— Ну что ж, она не права. Ничего подобного я не думал! — возмутился Нэш. — Я никогда такого не говорил! — сердито добавил он, заметив сомнение в ее глазах.
И обиду. Он хотел взять ее за руки, но она убрала руки. Он выругался себе под нос.
Она сложила руки на груди, приняв, насколько он знал, оборонительную позу, и спросила:
— Послушай, ты действительно сказал леди Госфорт, что собираешься уйти с дипломатической службы и стать деревенским сквайром?
— Черт бы побрал тетю Мод за то, что она во все вмешивается!
— С этим нельзя не согласиться. Но скажи: это правда?
Нэш усилием воли заставил себя успокоиться.
— Я размышляю об этом, — сказал он, — хотя пока ничего не решил.
— Почему?
Он лихорадочно думал, как бы это сказать, чтобы звучало убедительно.
— У меня никогда прежде не было возможности управлять собственным поместьем. Меня это интересует. И я вдруг обнаружил, что наслаждаюсь жизнью в сельской местности. Я мог бы заняться коневодством, как Гарри, и...
— Какая чушь!
— Чушь?
Он не привык, чтобы кто-то, тем более женщина, возражал ему. Конечно, кроме тетушки Мод.
— Полная, несусветная чушь! — решительно заявила она. — Просто ты боишься, что я буду инородным телом в дипломатических кругах.
— Ничего подобного! — возмутился он.
Ничего такого он даже не думал. Возможно, она будет чувствовать себя не в своей тарелке, но уж никак не инородным телом.
— Ты этого боишься. Ты не сказал этого и, возможно, не задумывался над этим так глубоко, но за всем этим стоит твой страх. И я этого не допущу, — сказала Мэдди, с вызовом вздернув подбородок.
Боже милосердный, она совершенно восхитительна в гневе! Он приподнял бровь.
— Не допустишь?
— Да. Доверяй мне хоть немного, Нэш Ренфру. Пусть я росла не в правительственных кругах, но я всему научусь. И справлюсь. Доверяй также хоть немного себе. Несколько ошибок с моей стороны не отразятся на тебе и на годах безупречной службы на благо нашей страны.
Его потрясла ее уверенность в нем. И гордость. И ему стало стыдно, что он сомневался в ней хотя бы минуту.
— Не слушай эту ужасную старую тетку.
— Она не такая уж плохая, когда ты узнаешь...
— Мы с тобой станем отличной парой. И будем очень счастливы.
Он это знал. Он уже был счастлив. Так счастлив, что было даже страшно за это счастье. Но она не собиралась отказываться от брака, хотя он на секунду испугался, что она может это сделать.
А Мэдди продолжала:
— И я не буду прятаться в Уайтторн-Мэноре только лишь потому, что могу потерпеть неудачу в твоих кругах. Всю свою жизнь я прожила в деревне, мечтая о другой жизни, о путешествиях, приключениях и... — Она не договорила и сказала вместо этого: — И теперь у меня появилась возможность осуществить мои мечты.
Нэш мысленно выругался и попытался не думать о том слове, которое она не произнесла.
Она сделала глубокий вдох и сказала спокойным тоном:
— Ты мужчина моей мечты, Нэш Ренфру, и если ты и впрямь желаешь прожить всю оставшуюся жизнь в Уайтторне, то я с радостью буду жить там с тобой. — Он открыл было рот, чтобы ответить, но она подняла руку и, остановив его, продолжила: — Но я думаю, что тебе хочется сделать блестящую дипломатическую карьеру, и я с радостью помогу тебе в этом. Не только ради тебя, но и ради себя тоже, потому что мне хочется путешествовать, встречаться с людьми и служить моей стране в качестве твоей жены. Если бы ты смог заставить себя верить мне, у нас могла бы сложиться замечательная жизнь. Но если у меня ничего не получится...
— Этого не случится, — сказал он и заключил ее в объятия. — У меня никогда и в мыслях не было, что у тебя может не получиться. Правда, я думал, что, возможно, слишком многого требую от тебя, — признался он, — но если ты уверена...
— Я абсолютно уверена, — сказала она, обнимая его.
У Нэша замерло сердце. Он не мог найти слов, чтобы поблагодарить за такой подарок судьбы. Он лишь поцеловал ее долгим, крепким поцелуем. Поцеловал властно, по-хозяйски.
А потом они стали танцевать, И на сей раз они двигались как единое целое, и их тела соприкасались друг с другом от груди до бедер.
— Предполагается, что между нашими телами должно быть расстояние в несколько дюймов, — пробормотал он.
— Постараюсь запомнить, — сказала она.
— Отлично.
Он прижал ее к себе еще крепче.
— Мистер Бронсон велел передать, что нам обеим следует спуститься в переднюю, как только вы освободитесь, мисс, — объявила Лиззи, появляясь на пороге комнаты, где Мэдди одевалась к ужину. — Не понимаю только, зачем он и меня-то зовет.
— Понятия не имею, Лиззи, так что давай узнаем, — сказала Мэдди.
Если Бронсон, дворецкий, считал, что ей следует прийти в сопровождении своей служанки, значит, это было что-то серьезное. Они торопливо спустились по лестнице, направляясь в ближайшую от главного входа приемную. Оттуда слышались мужские голоса.
Войдя, Мэдди увидела там Нэша, Бронсона и какого-то здоровяка лет тридцати с темными курчавыми волосами и сильно загоревшей кожей. На нем была надета нарядная синяя куртка с крупными латунными пуговицами, узкие темные брюки и до блеска начищенные черные сапоги. Что-то в его внешности выдавало в нем бывалого моряка. Мэдди никогда в жизни не видела этого человека.
За ее спиной охнула Лиззи. Обернувшись, Мэдди увидела, как она побледнела, сделала два неуверенных шага, и колени у нее подогнулись.