– Иван Семенович, что с кораблем? Доклады с боевых постов уже поступили? Какие повреждения?
– Плохи дела, ваше превосходительство. Мичман Малышев доложил – торпеда попала точно напротив третьего котельного отделения. Хотя вся сила взрыва и пришлась на угольную яму, но, по всей видимости, поперечная переборка не выдержала. Вода быстро прибывает, затапливая котельное отделение, насосы не справляются, это вынуждает нас остановить котлы, чтоб они не рванули ненароком. После этого мы лишаемся сразу восьми котлов. А на остальных больше пятнадцати узлов мы не дадим. В подбашенное отделение второй башни также поступает вода, но насосы пока справляются. Есть погибшие и раненые, но их немного. Это все предварительные данные. Туда отбыл Городысский, а также корабельный инженер Шапошников. С минуты на минуту будем знать более полную картину повреждений.
– Да, хорошего мало. А ведь могло быть намного хуже, не промахнись вторая торпеда. Попадание двух торпед в линкор могло закончиться катастрофой.
– Это нас Господь Бог уберег, – крестясь, проговорил Кузнецов. – По его воле вторая прошла мимо.
– Да нет, Иван Семенович, так уж вышло, что противник в момент атаки не заметил начала нашего маневра на новый курс, вот потому-то они и промахнулись. Продолжай мы идти прежним курсом, то обе торпеды получили бы в борт.
– Я и говорю, что это было подсказано Всевышним.
– Иван Семенович, в том, что торпеда прошла мимо, ничего сверхъестественного нет. Если бы мы своевременно обнаружили подводную лодку, то этого бы не случилось. И Всевышнему не пришлось бы отводить торпеду от нашего борта. Вот так-то, Иван Семенович.
Пока я дискутировал с Кузнецовым о Божьем промысле, сам в этот момент думал о падении воинской дисциплины: «Придется заняться матросиками, а то они расслабились, мух ни хрена не ловят. Подводную лодку с полкилометра не разглядели. Как только прослышали, что «Гебен» утопили, так сразу за морем плохо смотреть стали. Из-за этого чуть не погубили корабль, и по их вине погибли люди, возможно, кто-то из их же товарищей. Придется потолковать на эту тему в первую очередь с командиром линкора, а он пусть крутит хвосты своим офицерам за недогляд. Но пусть предупредит их, чтобы доводили «линию партии» до личного состава – то есть как нужно службу нести – без крику и зуботычин. Надо давить на то, что из-за них и товарищи погибли, и корабль пострадал. Как только придем на базу, обязательно по этому вопросу надо будет речь толкнуть перед экипажами. Еще нашего дедушку, Александра Марковича, к этому делу подключу. Может, прислушаются братишки к его словам. Все же Абакумов участник Синопского боя да при обороне Севастополя кровь проливал. А через двадцать с небольшим лет ему вновь посчастливилось с турком сойтись, но на этот раз в Болгарии. Так что ему есть что порассказать молодежи о матросском долге, и все это не понаслышке. А в те времена матросская служба не в пример была труднее, и это он все испытал на своей шкуре. Так и служили тогда на совесть, и никто из них не прятался за спинами своих товарищей»[5].
Наконец-то стали поступать точные сведения из внутренних отсеков корабля. Теперь картина с повреждениями, полученными от попадания торпеды, прояснилась. Кроме выведенного из строя третьего котельного отделения, были затоплены три угольных бункера, несколько межбортовых отсеков. Была небольшая течь в четвертом котельном и в подбашенном отделении второй башни. В данную минуту там, внизу, идет борьба за живучесть корабля, чтобы вода не распространялась далее. В конце концов аварийным партиям под руководством старшего офицера удалось остановить дальнейшее распространение воды. Но начерпали мы ее порядком. Только в затопленных отсеках скопилось около двух тысяч тонн воды. Образовавшийся было крен контрзатоплением свели к минимуму. В одном нам определенно повезло: удалось избежать больших потерь среди экипажа. Было не более десятка погибших и пропавших, возможно, через какое-то время найдут кого-то в затопленных помещениях. Еще семнадцать человек получили ранения и ожоги.
– Вот и все, господа офицеры, похоже, мы отвоевались. Чуть расслабились, и нате, получите торпеду в борт. А будь их больше, вы представляете, что было бы с линкором?
А сам подумал: «Это нам крупно повезло. Будь тут подлодка времен Второй мировой войны, с носовым залпом из четырех – шести торпед, то сколько радости мы своими тушками доставили бы местным рыбкам! А ведь все верно, мало бы кто спасся после такого залпа. Нет, нам определенно повезло».
– Вижу, что призадумались. И я не ошибусь, если скажу, что у вас у всех не слишком радужные картинки вырисовываются. А тут мы сами виноваты. И как сказал Иван Семенович, спасибо Всевышнему, что он отвел вторую торпеду от нас. Я бы не так расстраивался, получи мы подобные повреждения в бою с себе подобным. Так мы за весь поход ни разу не выстрелили, не считая беспорядочной стрельбы по подводной лодке. И по всей видимости, придется отказаться от обстрела береговых батарей на мысе Эльмас.
– Ваше превосходительство, только не в нашем случае. От сотрясения все подкрепления на переборках сдадут.
– Так я, Иван Семенович, и не говорю, что мы сейчас этим займемся. А могли бы, если бы не эта чертова торпеда, будь она неладна. Ну ничего, мы еще обязательно вернемся сюда. А сейчас надо уходить от этого «гостеприимного берега», не дай бог тут оказаться поблизости еще одной германской подлодке. Я думаю, что надо предупредить адмирала Каськова, он тут со своими броненосцами уже не нужен. А вот пополнить припасы он должен. Значит, пусть держит курс на Севастополь. – Только я это проговорил, на мостике появился лейтенант Плотто. – Вот ты-то мне сейчас и нужен, Владимир Александрович.
– Я вас слушаю, ваше превосходительство.
– Надо связаться с адмиралом Каськовым.
Я стал диктовать радиограмму для адмирала, потом еще одну о нашем несчастье в штаб флота Пилкину. Когда я закончил, лейтенант доложил:
– Ваше превосходительство, радиограмма с «Нерпы».
