— Так ты смотри: у них прямо за спиной деревья да кусты высокие. Чесани по веткам, накрой их сверху осколками.
— Понял, сделаем!
Страшная штука — АГС. Двадцать девять гранат легли шахматкой. Тысячи осколков сплошной полосой сеются. Не зря за этой машинкой адской и охота настоящая идет.
— Дум, дум! — Это ерунда, это подствольники. Один прямо на верхнее перекрытие плюхнулся, песком через щели на головы сыпанул.
— Бумм-ба-бах! — А вот это уже серьезно. «Муха», однако. И врезали с того бережка. А до бережка ста пятидесяти метров не будет. А если по амбразуре да из «Шмеля»? Только брызги бурые да шкварки черные от нас останутся.
— Бумм-ба-бах! — Совсем близко. Наружный слой мешков рвануло, посыпало.
— Все, орлы, пристреляли нас. Берем аппарат, драпаем…
— Все внизу?
— Все.
Только один наверху остался. Яцек-пулеметчик. Мы через коридорчик веселый назад пойдем, а он нас сверху прикрывать будет.
— Пошли!
Ай, нехорошо получилось, нехорошо! На секунду тормознулся посмотреть: все ли пошли дружно, не цапнуло ли кого. Вот теперь сиди на корточках, загорай на краешке этого коридорчика долбаного. В двадцати шагах от угла спасительного, за пеньком от старого тополя, да за железякой какой-то, благослови ее Господи! Лихо они меня подловили. Пульки щелкают — это ерунда, а вот гранатка сзади бахнула — это не есть хорошо. Вторая еще ближе легла — совсем плохо получается. Спинным мозгом чувствую: третью прямо на темечко положат.
— А-а-а!
Волчара, черт отчаянный, вылетел из-за угла, орет что-то, из автомата по кустам полощет. Обалдели духи, отвлеклись. На долю секунды отвлеклись. Ноги, Змей, ноги! Рви, лети! Вот она — стеночка родненькая, вот он — коридорчик уютненький!
А теперь — разворот. Теперь Волчка надо доставать. Это он, зверь серый, специально от стаи отбился, чтобы командир последним не шел, без прикрытия. А сейчас торчит за сарайчиком, и Яцек с ним. Долбят духи туда из подствольников. Обиделись, наверное: так купили их красиво.
Держитесь, братишки! Сейчас наш черед, сейчас мы вас так прикроем, что небу жарко станет!
— Третий, четвертый! Подствольники!
Кипит «зеленка». Небольшой пятачок: метров пятьсот на восемьсот. А мы в него больше сотни ВОГов из подствольников, да две сотни из АГСа, да «Шмелей» и «Мух» десятка три. А уж всякого свинца — немеряно.
Ах, братишки-морпехи, спасители вы наши! Подполковник молодой, да прапор сверхстойкий, неупиенный! Сколько жить буду, столько буду вас теплым словом вспоминать. И за себя, и за своих товарищей. А жить я долго собираюсь. И вам долгой жизни желаю. Такой, чтобы успели вы народить да воспитать себе на смену и сыновей, и внуков, и правнуков. Чтобы не ушла в песок кровь ваша, чтобы не оскудела настоящими мужиками земля русская.
Плохо сейчас в «зеленке». Так плохо, что хохол-наемник выскочить из нее не смог. Проще оказалось сдаться, на посты наши выйти. И приятеля своего раненого к нам вытащить.
Сука подлая! Скажи спасибо, что руки марать не хочется о тварей, что за «гро́ши» братьев своих единокровных убивают.
А чешутся руки, ох чешутся! И собры орут: «Уберите этих б…й от греха подальше!»
Раненого на носилки, второго — пинками в машину. На фильтрационном пункте разберутся. Там народ ласковый.
Хотя падаль такую не сажать надо. Их живьем надо закапывать.
А вот к духам нет у нас настоящей злобы. У них своя правда, у нас — своя. Если на центр Грозного посмотреть да на траншеи кладбищенские, где тысячи женщин и детей вперемешку с мужиками лежат, то можно духов понять.
Всякое в этой войне было. Еще два месяца назад здесь резня беспощадная кипела. Россияне друг друга убивали. Бред какой-то: ДРУГ ДРУГА убивал. Кое-кто и до сих пор крови не напился.
А что до нас, то не бились мы в этих развалинах горящих. Не отправляли домой тела друзей, мерзкими надругательствами истерзанных. Свеженькие мы еще. Гуманные. Но многое знаем уже. И людей русских, из своих домов повыброшенных, да девчонок наших, грязным насилием униженных, понаслушались. И траншеи старые, задолго до декабря трупами забитые, да мэрию городскую, из дудаевских самоходок расстрелянную, видели.
Так что не все просто здесь. И хоть нет у нас ни на кого злобы лютой, настоящей, не надо нас убивать. Опасно это. ОМОН — фирма зубастая. Кусаемся мы. И крови тоже не боимся. Кровь за кровь мы обычно с процентами берем.
Вот и темно уже. Мои отработали. Боеприпасов мало осталось. Надо на будущее приберечь. Сидят в комендатуре (мало ли что духи удумают) и ржут опять, как жеребцы стоялые. Обсуждают, как под «Шмеля» попали. Очень весело! Хорошо, что на открытом пространстве. Оглоушило троих, контузии схлопотали, ожоги мелкие. Мамочка, санинструктор наш, метра три кувырком летел. Но ничего, встал на четвереньки, башкой помотал — и пополз другим помощь оказывать. У Удава от удара нога, как бревно. Сидит, штанину задрал, бухтит что-то сам себе. А дай команду — рванет в бой, как здоровый.
Комендант с оставшимися офицерами да энтузиасты из СОБРа группу сколотили, «Шмелями» да «Мухами» пообвешались. Профессор с Полковником к ним пристроились.
— Пошли!
Закат красивый был. Последний кусочек золота на краешке неба завис. Черные тени по нему скользят.
Плохо духам-автоматчикам. Они в общагу ПТУ забрались, думали: нас сверху бить ловчее будет.
А Николаич поставил своих в «хоровод», и долбят они эту общагу, как дятел осину. Только грохот непрерывный, только вспышки бешено сверкают. Выстрелил — отскочил — следующий выстрел готовь. А чуть в стороне другой уже в прицел впился, орет:
— Уши береги!
Вот Профессор со своим РПГ за кирпичной стеной примостился. Тяжко ухнула «шайтан-труба». Небо над общагой раскололось. Двойной удар землю потряс.
— Профессор, ты что, ядерную боеголовку пристроил?
— Сдетонировало что-то у них. Да не по мелочи сдетонировало!
…Вяло огрызается «зеленка». Замолкла общага.
Да пора уже. Четвертый час. Утро скоро. Духам еще работы полно: убитых спрятать, раненых по пунктам Красного Креста разбросать, следы замести.
Сползаемся в комендатуру. Спина под броником мокрая. Липкие струйки по позвоночнику ползут.
— Ну что, Николаич, все?
— Все. Пошли в столовую, там мясо дожарили.
— Спасибо, я со своими.
— Это вам спасибо. Золотые у тебя парни.
— Мамочка — Змею.
— Слушаю.
— Ужин готов?
