— Сматывай, Фриц! Драпай, немчура!
Правильно, ребятки, правильно: пора им с Блондином позицию менять. Пристреляются духи, прилетит подарочек, что я потом подругам их драгоценным объяснять буду?
Только не слышат они нас, грохот в БТРе да и связь наша родная… мать ее и ее создателей…
Удар, еще удар! Неужели?!
Успел, Фриц, успел, бес азартный, «штрафник» амнистированный, до боя дорвавшийся! Ревут мои орлы от восторга. Только дал наш БТР по коробке, только рванул назад, и прямо перед мордой его две «Мухи» долбанули.
А теперь наш черед.
Ну, телепаты, ну психологи! Подумал только, рот еще не открыл, а четырнадцать лиц возбужденных разом развернулись, в упор смотрят: «Ну, что, командир?»
Что-что, работать будем!
Легко сказать. Да только там, где работать будем, опять черные кучери вздыбились, опять ошметки железные во все стороны летят. А что бывает, если под это дело попасть, уже посмотрели орлы мои. Внимательно посмотрели.
Но идти надо. Иначе беда будет. Из «зеленки» на посты собрам уже ручные гранаты летят. Плохое место. Изрыто все, бугры вплотную, подползай и бей в упор. Трудно братишкам. А если прорвутся духи на территорию, вовсе нехорошо будет. Полдесятка смертников такого шороху наведут, столько ребятишек положат, что потом хоть в клочья их порви, а горя не поправишь.
Духи — бойцы серьезные. Хорошо бьются, дьяволы, ничего не скажешь. Да наши черти не хуже.
— Змей — третьему.
— На связи.
— Прикрой, нас в упор лупят.
— Понял. Укройся. Сейчас подствольниками по вашему краю работать будем.
— Давай, ждем.
— Ну, ребята, пошли!
И застыли лица. У кого улыбка залихватская к физиономии прикипела, у кого решимость мрачная. А кто орет непонятно что, сам себя криком азартным подстегивает. Ни один не тормознулся. Красиво пошли, как на учениях, в цепочку. Вот первая семерка стволы задрала.
— Третий, укройся!
— Укрылись.
— Огонь!
И пошла черная стайка. Через крышу пошла. Прямо на головы. Чужим и своим. Секунд пять она лететь будет. Много это — пять секунд. Очень много.
Уже первая семерка назад в коридор нырнула, уже вторая на смену ей выскочила. И пошла новая стайка, прямо в небо синее, прямо в тучки белые.
Дум… дум-дум… — а вот и прилетели.
— Третий, как легло?
— Хорошо легло, Змей, хорошо!
— Не высовывайся, еще будет.
— Давай!
А теперь, наоборот: на максимальную дистанцию бить будем, чтобы духам на задницу ответные гостинцы наши легли, чтобы волна разрывов их прямо на наши пулеметы поджала, под огонь АГСа безжалостного.
А хорошо ребятки работают. Умницы! Уже и командир им не нужен. Сами собой старшие в сменах определились — Чебан с Соломой и, как часики швейцарские, тик-так, тик-так.
Прыгающими ВОГами бьют.
Хорошая игрушка — граната-попрыгушка. Лежит себе боевик в ямке или в колечке бетонном, пульки омоновские да собровские над головой посвистывают. А он лежит себе да из подствольника по «русским братьям» постреливает. Постреливает и посмеивается. А тут те нате! Гадость черно-серебристая рядом плюхнулась да на два метра вверх подпрыгнула. Да по темечку железным веером, да по телу живому! И только вспышка смертная в глазах, только фонтанчики от осколков, да брызги крови. Все — как у тех, кого ты сам недавно убивал. Только и разницы, что они в тебя тогда не стреляли. Они смеялись, курили, о доме мечтали.
— Змей, выстрелы нужны!
Правильно, ребятки, правильно. Пора и АГСом заняться. Расчет дежурный эта бойня на посту застала, на крыше сарая кирпичного. Трое их всего, и туговато пришлось им. Наводчик почти в открытую работает — мишень живая. В серьезном бою АГС постоянно перемещаться должен. А куда ты с крыши денешься, когда все вокруг кипит и рвется. Только и радости, что еще недавно по жаре влажной на хребтах взмокших сами на сарайчик этот мешки с песком таскали. Да, зато теперь в два слоя мешками обложены, и доски с жестью над головой настелены. Не Брестская крепость, но жить можно, и биться можно. И просто отсидеться.
Да только неймется гранатометчикам. Бой идет. А АГС молчит.
Дружная команда — расчет АГС. Те, что своим на подмогу должны идти, уже за спиной моей землю копытами роют.
Умру с Волчары! Он и в самом деле на волка похож. Из мультика. Роста небольшого, сухощавый, но голос хриплый, бас почти. В бою азарта и злости на троих хватит, а в жизни домашней — добряк и трудяга рукастый.
Сколько ж на него навесили! На неделю боев хватит! По спокойному делу он бы половину добра этого от земли не оторвал. А сейчас галопом прискакал. Рад, что из резерва вырвался.
— Ну что, пошли?
Немного бежать, метров семьдесят. Половина из них из «зеленки» простреливается. Коридорчик такой, как в тире. И по коридорчику этому трассеры рехнувшимися светлячками летают да гранаты от подствольников порхают. А прямо посередке лужа громадная. По колено жижи глинистой, БТРами перемешанной.
Ничего, прорвемся.
— Третий, четвертый, пятый, чесаните «зеленку», прикройте нас.
— Сделаем, брат.
— Подствольники, огонь!
Четырнадцать щелчков сухих за спиной, четырнадцать разрывов над «зеленкой» зависло. Сотни осколков листву стригут, траву ровняют, живые тела вовсе не бесплотных духов в землю вжимают. Два десятка собровцев и бамовцев из автоматов да пулеметов молотят. Только конченый смертник сможет сейчас голову поднять, нас на мушку выловить. Да и он не сумеет: дымно, дружок, огненно!
Кто видел это: по воде, аки посуху? А мы не видели, мы сделали. Интересно, хоть подошвы замочили? Замочили, оказывается. Это спереди все чистые, а сзади до макушек уляпались. И хохочем радостно. Хорошо смеяться за кирпичным сарайчиком.
А теперь — наверх.
— Привет, орлы! Все живы?
— Все, командир, что нам сделается!
И сам вижу, что все. А только вопрос хороший, и отвечать на него весело. Любят на него отвечать. Когда действительно все живы.
Подмогу разгружают, жестянки щелкают.
— А что там в комендатуре, Змей? Мы видели: кого-то понесли?
— Посекло ребят. У них да у бамовцев девятерых выбило, четверо тяжелые.
— А наши?
— Бог миловал. Давай показывай, что тут у тебя.
— Из-за трубы они бьют, слева от столба. Сначала из кустов справа работали, причесали мы их. А труба толстая, из-за нее трудно достать.
