Это, писал он потом матери, «добавило чаепитию пикантности». «Когда начали сыпаться бомбы, я бросился к каменной стенке и залег под ней. Мимо пролетела масса пыли и всего остального, и, когда я встал, я увидел, что в нескольких футах от моей головы из стенки выбило большой камень размером с футбольный мяч». Только такой неисправимый оптимист, как Левертон, мог увидеть что-то положительное в бомбардировке его позиций: «Следующая бомба упала в море и устроила нам великолепный прохладный душ». На случай дальнейших атак похоронный агент приказал своим солдатам вырыть «маленькие могилки глубиной около 3 футов, где было очень удобно». Поскольку орудия еще не были установлены, Левертон забрался в свой окопчик и снова заснул. Но, в отличие от подкрепляющего силы сна на корабле, этот отдых был менее спокойным. «Мне приснился довольно жуткий сон про бомбежку и тому подобное, и, когда я очнулся с торжествующим чувством, что это только сон, я понял, что это не только сон: гады как раз пикировали прямо на нас». Бомбы принесли лишь незначительный вред, хотя, как он писал родителям, «сотрясение земли, когда лежишь в могиле, немного раздражает».
К ночи зенитные орудия были установлены и пущены в ход. К удовлетворению Левертона, один пикирующий бомбардировщик был сбит в первый же день. За последующие шесть недель батарея уничтожила еще одиннадцать вражеских самолетов «плюс немалое количество „возможно, сбитых“ и „поврежденных“». Левертон был счастлив. «Ребята страшно горды тем, что мы первая батарея, введенная в действие в Европе после Дюнкерка».
На берегу палило солнце, и организовывать работу батареи в длинных брюках и гетрах было нестерпимо жарко. «Я почувствовал, что моя одежда не подходит для этого занятия, — писал майор Левертон. — Поэтому я придумал себе новый повседневный костюм для вторжения: тонкая рубашка, мои синие джанценовские плавки, синие спортивные туфли и каска. Великолепная и горячо рекомендуемая модель».
Так сидел среди падающих бомб в своей собственной «могилке» этот британский герой-гробовщик, одетый в купальные трусы и железную каску, и предавался весьма приятному чаепитию.
Он выглядел комично и вместе с тем чертовски величественно.
В шесть утра армейский полковник разбудил Муссолини и сказал ему, что началось вторжение на Сицилию. Дуче был настроен решительно и оптимистично: «Сбросьте их в море или, по крайней мере, пригвоздите к берегу». Он все-таки оказался прав: Сицилия — очевидная мишень. «Я убежден, что наши люди будут сопротивляться, и, кроме того, немцы посылают подкрепление, — заявил он. — Мы не должны терять уверенности».
Британские солдаты передают на берег снаряды.
Танки выезжают на южное побережье Сицилии.
Его уверенность, однако, была абсолютно ложной. К концу дня на берег высадилось более 100 тысяч союзных солдат и офицеров, имевших в своем распоряжении 10 тысяч средств передвижения. Итальянцы в массовом порядке сдавались, часто просто срывали военную форму и уходили или убегали. Во многих местах сицилийцы встречали союзные войска не пулями, а приветствиями. Британская 8-я армия, как ожидалось, должна была за первую неделю вторжения потерять убитыми и ранеными около 10 тысяч человек, реальные же потери составили всего одну седьмую от этого числа. ВМФ предполагал, что за первые два дня будет потеряно до 300 кораблей, на самом же деле противнику удалось потопить только какую-нибудь дюжину.
Предыдущим вечером в 11.00 Андре Лейтем (агент Жильбер) послал своим немецким руководителям радиограмму: «Чрезвычайно важно. Узнал из надежного источника, что большие силы движутся в сторону Сицилии. Вторжения следует ожидать с часа на час». Он сообщал защищающимся то, что они и так уже знали: первый серьезный сигнал тревоги поступил к итальянским береговым частям за несколько часов до того, как Джуэлл спустил на воду свой радиомаяк. В тот момент у обороняющихся уже не было времени предпринимать какие-либо адекватные действия, и к тому же бомбардировка сицилийской телефонной сети привела к тому, что многие части узнали об атаке, лишь когда она уже шла полным ходом. Некоторые легли спать, предполагая, что враг не будет настолько безрассуден, чтобы атаковать посреди шторма. Командующий итальянскими войсками на Сицилии вполне сознавал неизбежность вторжения (на итальянскую разведку дезинформация никогда не действовала так сильно, как на немецкую), но, в частности, из-за вспомогательной дезинформационной операции «Деррик» это вторжение ожидалось на западе, а не на юге.
Как и предполагалось, самое упорное сопротивление оказали немецкие дивизии, расквартированные в глубине острова. В воскресенье 11 июля немцы контратаковали, но потеря времени сыграла ключевую роль, и союзники успели прочно занять плацдарм. «Спитфайры» атаковали сицилийскую штаб-квартиру люфтваффе, дезориентировав в критический момент то, что осталось от немецких ВВС. Фельдмаршал Кессельринг ранее отправил 15-ю бронетанковую дивизию на запад острова, где ожидалось вторжение, и в результате главный удар приняла на себя дивизия Германа Геринга. Немцы не скрывали своего презрения к растаявшим итальянским войскам и к итальянской береговой обороне, рассыпавшейся, как песчаные замки под ураганным ветром. В одном сообщении в Берлин, отправленном на следующий день после высадки, был отмечен «полный провал береговой обороны» и мрачно констатировалось, что «при продвижении врага местные полицейские и гражданские власти во многих случаях спасались бегством. В Сиракузах после высадки противника начались грабежи и беспорядки среди населения, которое отнеслось к высадке с безразличием». В первые два дня так много итальянцев сдалось в плен, что длинные вереницы военнопленных затрудняли продвижение войск. Кессельринг сетовал, что «полуодетые итальянские солдаты разъезжают по сельской местности на угнанных грузовиках».
Сицилийцы приветствуют союзников как своих освободителей.
В 5.15 вечера в день высадки Кессельринг отдал дивизии Германа Геринга приказ: «Сразу и всеми силами атаковать и уничтожить все то, что дивизия встретит на своем пути. Фюрер приказал немедленно ввести в действие все имеющиеся средства, чтобы не дать противнику утвердиться». Но немецкие танки не смогли пробиться. В жарком и кровопролитном бою примерно сорок три из них были уничтожены. Командующий дивизией Геринга признал: «Контратака против вражеского десанта не удалась». Немецкие танки уползли на север, чтобы принять бой в глубине острова. Генерал Паттон, объехав поле сражения на своем джипе, назвал операцию «самым коротким блицкригом в истории». Монтгомери с ним согласился — по крайней мере, в этом одном: «Немец на Сицилии обречен. Абсолютно обречен. Ему не уйти».
Завоевание острова только начиналось, самые яростные схватки были впереди, но день сицилийской высадки окончился — и окончился победой.
