— Матерь Божия! — протянул Грегор. — Я почти забыл, как они выглядят…
Порта пошел к девушкам быстрым шагом, мы бодро последовали за ним. Только Старик и Легионер остались в стороне и с любопытством наблюдали. Девушки шарахнулись и подняли визг, когда Малыш ухватил их громадной лапищей за ягодицы, а Порта сделал непристойное предложение, используя бутылки водки как приманку. Они с криком побежали к морю, и какой-то крепкогрудый унтер-офицер напустился на нас с яростным криком.
— Что здесь, по-вашему? Скотный рынок? Держите руки подальше от моих девушек, а то быть вам в Торгау!
— Твоих? — оживленно осведомился Порта. — Хочешь сказать, что сдаешь их напрокат?
— Хочу сказать, что это мои медсестры! — заорал он. — Не распускайте свои грязные лапы! Это приличный гарнизон, мы не должны мириться с тем, что вы ведете себя, как свиньи, едва вас выпустят из траншей!
Старик подошел и холодно оглядел унтера с головы до ног. Мундир его был новеньким, элегантным.
— Был когда-нибудь на фронте? — спокойно спросил Старик.
— Нет, конечно! Я работаю в лазарете. За кого ты меня принимаешь?
Порта задрал ногу и громко пустил ветры. Прямо в лицо унтеру. Тот поперхнулся и попятился.
— Ладно же! — Указал пальцем на Порту. — Сам напросился! Приехал искать неприятностей, и, клянусь Богом, ты их получишь! — Достал записную книжку. — Фамилия и личный номер! — резко потребовал он.
— Не будь дураком, — сказал Старик.
С этими словами он распахнул шинель, обнажив фельдфебельские погоны и награды, полученные за несколько лет на фронте. Унтер с жалким видом сглотнул.
— Впредь не давай воли языку, — насмешливо сказал Порта. — А то чего доброго попытаешься арестовать оберста.
— Помолчи, — сказал Старик.
— Это еще почему? — оскорбился Порта.
— Помолчи, и все!
Сержант оправился от потрясения.
— Соблюдайте правила, — заговорил он, — и время в Затоке проведете великолепно. У нас дисциплина, но мы демократичны. Если все прилично себя ведут, мы превосходно ладим. Вы приехали на отдых, но соблюдать дисциплину должны. Как в казармах. Закон и порядок… Перечни правил найдете на стенах спален и комнат отдыха. Не пытайтесь их срывать!
И, выпятив грудь, пошел вдоль берега. Малыш с Портой отправились в город в поисках женщин. Грегор отвел меня в сторону.
— Не знаю, как тебе, — негромко сказал он, — но одна из этих медсестер мне очень понравилась…
Существовала одна небольшая проблема: как попасть к ним! Правила запрещали медсестрам приходить к нам в спальни, и само собой разумелось, что нам запрещено приходить в спальни к ним.
Квартиры их находились на пятом этаже соседнего дома. Через парадную дверь пройти было нельзя, там в каждом углу таились шпики. Мы потихоньку вышли наружу под покровом ночи, я встал на плечи Грегору и влез на балкон второго этажа, потом втащил его. Мы с опаской поглядели на водосточную трубу.
— Думаешь, она выдержит наш вес? — спросил я.
— Попробуй, — ответил Грегор. — Если выдержит тебя, значит, и меня тоже. Ты тяжелее.
— Прошу прощенья, — возмутился я, — это вопиющая ложь!
— Кончай ныть! — сказал он, подталкивая меня к ненадежной трубе. — Либо ты хочешь этого, либо нет, а другого пути не существует!
Мы добрались до крыши и перелезли через желоб, на спинах у нас выступал холодный пот. Далеко-далеко внизу лежали море и скалы. Я посмотрел на них и содрогнулся.
— Странное дело, — сказал я, — боюсь высоты. Это одна из моих слабостей.
— А медсестры — одна из моих! — ответил Грегор с порочной усмешкой.
Мы прокрались по крыше до их комнат, потом перегнулись через желоб и стали бросать камешки в их открытые окна. Медсестры выглянули, увидели нас, скорчили гримасы и притворились возмущенными.
— Спускаемся! — прошептал Грегор.
Попытки остановить нас они не сделали. Комната их была такой опрятной, так соблазнительно убранной, так мягко освещенной, что у меня мелькнула мысль — они ждали визита.
— Послушайте, — сказал Грегор, внезапно зажавшийся и поглупевший в их присутствии, — мы вам принесли кое-что.
С этими словами он протянул им бутылку водки и баночку икры. Я, так же неуклюже, отдал свой взнос: часики и браслет, который стянул у Малыша, как он в свое время у кого-то. Пока что этой утраты он не обнаружил.
Девушки приняли дары с восторженным писком. Мы все уселись в тусклом свете и принялись друг друга разглядывать. Водка пошла по кругу; мы ели икру, рубленое мясо и краснокочанную капусту. Девушки постоянно хихикали и мерили нас взглядами, стараясь определить наши способности в постели. Одна из них была большой, белокурой, другая маленькой, темноволосой. Я испытывал перед обеими панический страх!
В конце концов, пока мы мелкими глотками пили водку, брюнетка села мне на колени и обняла меня за шею. Я почувствовал, что начинаю потеть. Я задался вопросом, зачем только влез к ним. Это было хуже, чем ожидание в траншее атаки противника… Я очень долго не видел женщин. Что, если оскандалюсь? Она оскорбится, а я буду сгорать со стыда. Слух об этом пройдет по всей роте, и моя жизнь станет сплошным несчастьем. Не надо было появляться здесь. Пусть бы Грегор занимался обеими.
Девушка потерлась лицом о мое. Ее полуоткрытые губы коснулись моего рта. В следующий миг показалось, что она меня пожирает. Я утратил страх и почувствовал себя слегка возбужденным. Провел ладонью вверх по ее ноге, и она изогнулась от удовольствия. Смелости у меня стало прибавляться.
Грегор действовал быстрее меня. Он уже уложил блондинку на одну из коек. По комнате, словно спугнутый голубь, пролетели трусики, за ними чулки. Блондинка пронзительно хихикала, но сопротивляться не пыталась.
Я почувствовал, как меня сталкивают со стула и толкают спиной вперед к койке. Моя партнерша легла сверху на меня и коснулась губами шеи.
— Как тебя зовут? — спросила она. — Меня — Гертруда.
— Гертруда… Меня — Свен.
— Немец?
— Датчанин.
— О! Датчанин! — И стала медленно меня раздевать. — Я два раза была замужем, — непринужденно сообщила она. — Первого мужа убили в Польше, второй служил в комендатуре. Англичане разбомбили ее. Через десять минут от всей улицы ничего не осталось. Зажигательные бомбы.
— Вот как?
И англичане, и их зажигательные бомбы мне были неинтересны. Температура у меня так подскочила, что кружилась голова. Я прижал Гертруду к себе, она обвила меня ногами и принялась двигаться вверх-вниз.
— У меня давно этого не было, — прошептала она.
— У меня тоже.
Какое-то время мы молчали.
— Много у тебя было женщин?
