Мадлен кивнула и сошла на обочину, одной рукой придерживая полы плаща, а другой посылая прощальный привет. Она улыбалась, провожая взглядом карету, скачущего рядом с ней Роджера и сидящего на козлах Эркюля, покуда выезд не скрылся за поворотом и не пропал из виду.
* * *
Отрывок из письма графини д'Аржаньяк к маркизе де Монталье.
15 ноября 1743 года.
Я скорблю вместе с вами, моя дорогая сестра. Вы потеряли мужа, я — брата, Мадлен — заботливого отца. Я постоянно оплакиваю нашего дорогого Робера и поминаю в молитвах, но ни слезы, ни поминания нам его уже не вернут.
Аббат Понтнеф, наш кузен, сообщил мне, что Робер перед смертью примирился с Богом и что мученичество, которое он претерпел ради своего чада (Мадлен очень скупо рассказывает о событиях той ужасной ночи, но все же достаточно, чтобы понять, что жизнью своей маркиз выкупил ее жизнь), непременно дарует ему место в сонме святых. Если это доставит вам утешение, могу сообщить, что граф Сен-Жермен прислал аббату деньги из Англии — в оплату служб за упокой души Робера, погибшего на его глазах. Именно граф, как вы, наверное, знаете, и спас Мадлен из огня.
Мужайтесь, дорогая сестра, ибо несчастья словно бы сговорились преследовать нас. С большим прискорбием я вынуждена сообщить вам, что здоровье Мадлен изрядно подорвано пережитым. Так в один голос говорят и священники, и врачи. Разум нашей девочки, слава Богу, не пострадал, но душа ее теперь омрачена постоянной печалью. Чтобы отвлечься, большую часть времени она проводит в учении, сидя над книгами даже ночами. Пуще всего ее занимают история и иностранные языки. Бот странность, при всем при том красота Мадлен не угасла, а вроде бы даже и расцвела… Этот блеск синих глаз, этот легкий румянец на щечках словно бы сообщают всем, что девочка совершенно здорова. Но это не так. Андре Шенбрюнн, весьма сведущий и опытный врач, утверждает, что именно эти признаки и указывают на то, что недуг развивается, чтобы в скором времени свести бедняжку в могилу.
Я делаю все возможное, и сделала бы в сто раз больше, если бы знала, что может ее спасти. Но таких средств еще не придумано. Священники и доктора разводят руками.
Пожалуйста, Маргарита, позвольте ей остаться со мной. Я буду постоянно при ней, ибо теперь не нахожу нужным появляться на людях. Молва зла, смерть моего мужа вызвала в обществе множество пересудов, сплетни не затихают по сей день. Мадлен не проживет и года, я стану за ней ухаживать, я приложу все силы, чтобы скрасить ее последние дни.
Не знаю, доставит ли это вам какое-либо удовлетворение, но Сен-Себастьян и большинство его гнусных приятелей погибли в огне, уничтожившем отель «Трансильвания». Несколько священнослужителей из Сен-Жермен-де-Тире исследовали пожарище, но не нашли достаточного количества костей, чтобы составить скелет хотя бы одного человека. На том месте они отслужили всенощную и провели обряд очищения, так что всякая нечисть, там остававшаяся, отправилась прямо в ад.
…Прошу, не задерживайтесь с ответом, ибо девочка хочет знать о вашем решении. Могу лишь добавить, что она присоединяется к моим просьбам, впрочем, о том лучше скажет ее собственное письмо.
Не хочу более вас расстраивать, но подумайте, каково вам будет после кончины супруга наблюдать, как медленно умирает ваша единственная дочурка. Это слишком тяжелое бремя для одного человека, а потому я вновь умоляю вас: позвольте Мадлен остаться со мной.
Пребывающая в бездне печали и скорбящая вместе с вами, ваша любящая сестра
Клодия де Монталье,
графиня д'Аржаньяк
ЭПИЛОГ
Письмо Мадлен де Монталье к графу де Сен-Жермену, написанное на ломаном арабском и доставленное ему лично английским ученым Беверли Саттином.
29 апреля 1744 года.
Мой Сен-Жермен!
Ваш подарок в полной сохранности доставил мне наш добрый Эркюль. Я просто поражена. Как может зеленый халцедон делаться в ином освещении красным? Уверена, что в свое время вы сумеете объяснить мне и это.
Как видите, я следую вашим советам и непрестанно учусь. Арабский кажется страшно трудным, и письмо мое наверняка составлено неуклюже. Но я надеюсь его освоить так же хорошо, как и вы.
Шенбрюнн снова ко мне заглядывал, с ним был аббат Понтнеф. На их вытянутые физиономии забавно смотреть. Я чувствую себя просто великолепно, мне иногда хочется им крикнуть, что никто тут не собирается умирать. Но тем не менее я умираю. Это легко — не трудней, чем выдерживать дни разлуки. К концу лета я буду в могиле. Я это знаю…
Как странно произносить эти слова и осознавать, что они не пугают меня. Май рядом, вы вернетесь в Париж. Вы должны обещать мне свидание. Вы не можете мне в нем отказать. Я сгораю от нетерпения. Врачи говорят, что живой румянец и блеск в глазах — симптомы недуга. Что они знают? Это ваша кровь играет во мне, это она тянет меня к земле с той же неумолимостью, с какой солнце клонит к закату. Но мы по этому поводу не грустим, мы знаем, что восход неизбежен. Май подарит нам несколько радостных дней, затем я сойду в землю. Что за печаль? Ведь там когда-то побывали и вы! Это знание греет меня и дает мне силы надеяться на возвращение.
Я приму эту участь с восторгом. Мне больше не придется бояться скоротечности дней, у меня будет время изучить, испытать, увидеть, познать все, что только возможно. Вы говорите, плата за то — одиночество, но я в это не верю. Я всегда буду стремиться в ваши объятия и непременно достигну того уровня восприятия, который делает вас тем, что вы есть. Благодаря вам и жизнь моя, и предстоящая смерть наполнились смыслом.
В исторических книгах я читаю о войнах, о разрушениях, о насилиях и грабежах и задыхаюсь от отвращения. Глупость, бессмыслица, кошмарный круговорот! Можно подумать, что удел человечества — питаться собственной падалью. Целые страны гибнут ради чьей-то забавы!
Размышляя об этом, я прихожу к выводу, что в мире много вещей гораздо более худших, чем мы — вампиры.
Познать вашу свободу… Жить кровью, которая берется и отдается в любви…
Сен-Жермен, я изнываю от жажды!..
До скорой встречи, и не вздумайте от нее уклониться!
Вечно ваша
Мадлен
ПРИМЕЧАНИЯ
Отель «Трансильвания». Отель (особняк) «Трансильвания», построенный во время правления Людовика XIII, стоит и поныне по адресу: набережная Малакэ, 29, в предместье Фобург Сен-Жермен. Свое имя он получил от князя Ференца Леопольда Ракоци,[20]который проживал там с 1713 по 1717 год, принимая некоторое участие в борьбе за испанское наследство.
