Весна уже вступила в свои права. И хотя дороги пока что были мало проходимы, в империи франков вновь готовились к войне. Граф Эгленбард Реймский призвал ярла Драгутина для совета. По слухам, дошедшим до графа, мятежные сеньоры все-таки успели заручиться поддержкой Людовика Тевтона. Уже к началу лета можно было ждать возобновления военных действий с участием баварцев. Неясной пока оставалась позиция молодого Лотаря. Он мог сохранить нейтралитет или выступить на стороне одного из своих дядьев. Молчал и Рим, похоже, папскому клиру было сейчас не до Нейстрии, где в ближайшее время должна была решиться судьба империи.
– А что король Карл? – нахмурился Драгутин.
– Карл пока не торопится на помощь жене и сыну, – вздохнул граф Эгленбард. – Отчасти это объясняется активностью нурманов на побережье, но есть и другие мнения на этот счет.
– Например? – пристально глянул в глаза собеседнику ярл Драгутин.
Графу Эгленбарду было уже за пятьдесят. Это был умный и много чего повидавший на своем веку человек. Худое лицо его хранило на себе печать пережитого, а седина, обильно проступившая в когда-то черных волосах, яснее ясного говорила о том, что жизненный путь графа не был усыпан розами. И тем не менее он смутился.
– Воля твоя, ярл, но мне кажется, что королева Тинберга слишком многое себе позволяет. Или, точнее, король Карл многое позволяет своей жене. Это обязательно вызовет пересуды, не слишком лестные для обоих. Пока королева Тинберга одаривала своим вниманием Эда Орлеанского и капитана Венцелина, это еще как-то можно было понять. Но ее связь с юным графом Анжерским, это, по-моему, слишком. Я уже имел по этому поводу разговор с епископом Гинкмаром, который шокирован столь вольным поведением королевы. Но дело здесь не только в Гинкмаре, который душой и телом предан королю Карлу, но и в епископе Венелоне и монсеньоре Николае. Именно эти двое настраивают как светских, так и церковных сеньоров против Тинберги, обвиняя ее в ереси. Для епископа Венелона это, кроме всего прочего, еще и возможность оправдаться за участие в мятеже. Ибо, что там ни говори, а сеньоры Нейстрии бросили вызов не только королю Карлу, но и всем иерархам империи, которые на своем соборе объявили битву под Фонтенуа божьим судом. Верденский договор о разделе империи стал лишь законодательным закреплением этого решения.
– Выходит, претензии Людовика Тевтона на Нейстрию и императорскую корону входят в противоречие как с Верденским договором, так и с решением епископов?
– Вне всякого сомнения, – кивнул головой граф Реймский. – Именно поэтому для Тевтона так важно бросить тень на королеву Тинбергу, ее сына Людовика и в конечном итоге на короля Карла. Если обвинения в ереси, выдвинутые против королевы Тинберги, подтвердятся, то это обернется большой бедой для ее сына Людовика, которого объявят незаконнорожденным, возможно, и сыном дьявола. К сожалению, мальчик заикается, а это может послужить лишним аргументом против него. Как утверждают сведущие люди, дьявол всегда оставляет своим детям метку.
– Но ведь все это пустые разговоры, благородный Эгленбард.
– Увы, ярл. Сеньоры Эд Орлеанский и Руальд Неверский выступили с публичными обвинениями против королевы Тинберги, графини Хирменгарды и их сыновей. Благородных Эда и Руальда готова поддержать и графиня Радегунда Лиможская, весьма уважаемая дама. Как видишь, наши враги не дремали этой зимой. Теперь ты понимаешь, благородный Драгутин, чем могут обернуться для королевы Тинберги обвинения в ереси и связи с оборотнем.
– Каким оборотнем? – не понял Драгутин.
– Я имею в виду Олегаста Анжерского. Руальд Неверский утверждает, что мальчишка на его глазах превратился в медведя и задрал более десятка мечников.
– Но это же глупость, благородный Эгленбард.
– Если эти обвинения будут повторены перед синклитом франкских епископов, то я не дам и денария за жизнь королевы и этих двух юных сеньоров. Слишком много людей заинтересованы в том, чтобы сжить их со свету.
– И что ты предлагаешь, граф?
– Не знаю, ярл. Но если королева Тинберга чувствует себя хоть в чем-то виноватой, то ей лучше покинуть империю, пока еще для этого имеется возможность.
Драгутин и подумать не мог, что его участие в мистерии, состоявшейся пятнадцать лет назад, обернется такими проблемами для королевы Тинберги, ее сына Людовика и юного Олегаста. Он достаточно долго прожил в империи франков, чтобы собственными глазами убедиться в живучести древних культов. А уж мистерии Белтайн проводились здесь каждый год, и многие знатные сеньоры принимали в них участие, не говоря уже о простонародье. Почему же именно та мистерия, породила столько слухов и сомнений? Если Драгутину не изменяла память, то ничего из ряда вон выходящего там не происходило. Если, конечно, не считать рождения двух юных сеньоров, Людовика и Олегаста, вдруг ставших вещественным доказательством греховности их матерей.
Однако Анхельма, к которой Драгутин обратился за советом, пришла в ужас. В отличие от боготура, она очень хорошо понимала, чем может обернуться не только для Тинберги, но и для нее самой суд фанатиков христианской веры в лице франкских епископов.
– Эд Орлеанский видел все, ярл Драгутин, – прошептала Анхельма. – Во всяком случае, он видел достаточно, чтобы его показаниям поверили епископы. А если Радегунда повторит перед судом то, что она уже однажды рассказала епископу Драгону на исповеди, то наша участь будет решена. Более того, решена будет и участь короля Карла, ибо он тоже тайно присутствовал на мистерии. Об этом знали Эд Орлеанский, Бернард Септиманский, Раймон Рюэрг и епископ Драгон. Раймон Рюэрг, скорее всего, будет молчать. Граф Бернард и епископ Драгон уже отошли в мир иной. Остается Эд Орлеанский, а он пойдет на все, чтобы опорочить Тинбергу.
– Но ведь и Орлеанский может умереть.
– Нет, ярл Драгутин. Его гибель только ухудшит наше положение. Мертвому даже больше веры, чем живому. А граф Эд наверняка рассказал обо всем епископу Венелону.
Положим, умереть мог и Венелон, но Анхельма была права. Гибель свидетелей накануне суда послужит почти неопровержимым доказательством вины королевы Тинберги. Надо полагать, ее враги сумеют и чужую смерть обернуть себе на пользу.
– Ты отвезешь Ефанду в Фрисландию, к ярлу Воиславу, и останешься там, Анхельма. Твое присутствие здесь явно лишнее.
– Ты что же, не доверяешь мне, боготур? – надменно вскинула голову Анхельма. – Я ведунья высокого ранга посвящения!
– И ведуньям высокого ранга развязывают языки, когда в этом возникает насущная потребность, – криво усмехнулся Драгутин. – С тобой не будут церемониться, Анхельма, а у меня под рукой слишком мало людей, чтобы тебя защитить. Эгленбард Реймский дал ясно понять, что не станет противиться решению епископов, и настоятельно советовал королеве Тинберге бежать из франкской империи.
– Она не согласится, – покачала головой Анхельма.
– Даже ради спасения собственной жизни?
– Тинберга слишком верит в свое предназначение и никогда не склонит головы перед обстоятельствами. Не для того эта женщина припадала к груди Чернобога, чтобы испугаться в решающий момент.
