Вот и конец туннеля. Впереди светят звезды, и до них осталось пройти несколько шагов. Но они самые трудные, потому что сил уже нет, и пропадает желание выбраться на свободу, найти выход из мышеловки, желание, державшее меня на ногах все это время… Я остановился. Дальше дороги не было. Обрыв. Насколько глубокий, я не знал. Было слишком темно, чтобы разглядеть землю. Ну и черт с ней. Сейчас я лягу и засну. Ничто другое меня не интересует. Кроме, конечно, воды. Но сон тем и хорош, что не ощущаешь ни голода, ни жажды.
Проснулся я от странного шума, будто где-то рядом стрекотала цикада. Причем, довольно громко стрекотала, раз смогла разбудить меня.
Я открыл глаза и увидел свет. Было утро. Из-за горного кряжа выползало солнце, большущее и белое. Даже утром оно было жарким и злым. В пустыне солнце бывает только злым…
Нет, звук шел не снаружи. Я повернулся и принялся таращиться в непроглядную мглу туннеля. Ни черта не было видно. Однако звук приближался, становился громче и отчетливей.
Я вскочил на ноги, нащупал рукой автомат, снял с предохранителя. Тугой волной накатил липкий, леденящий шкуру страх. Кто бы там не двигался в мою сторону, но это была не цикада. Или же цикада величиной с корову, настолько громким был звук.
– Эй… эй! – сперва тихо, а потом чуть громче крикнул я. – Кто там?
Стрекот на мгновение прекратился, но через полсекунды вновь возник, только гораздо громче. А потом из темноты, чертиком из табакерки выпрыгнула какая-то страшная тварь, истекающая слизью, с длинным, ребристым хвостом и огромной пастью, из которой медленно, роняя обильную влагу, выдвигалась, словно на шарнирах, громадная острозубая челюсть.
«Чужой»! – обомлел я, отступая на шаг, затем еще на один и еще. А чудовище затрещало пуще прежнего и присело на задних лапах, упершись хвостом в бетонный пол. Я понял, что сейчас оно прыгнет и одним движением разорвет меня на куски, но ошибся. Еще шаг назад, и я, почувствовав, что нога так и не нашла опоры, полетел вниз. И тогда я закричал, ибо, перекувыркнувшись в воздухе, увидел что лететь мне до земли добрых тридцать метров. И еще я зажмурился, потому что страшно было видеть, как стремительно надвигается твердая, усеянная мелкими камнями вперемешку с песком, поверхность.
Вот и все…
Проснулся я от странного шума, будто где-то рядом стрекотала цикада. Причем, довольно громко стрекотала, раз смогла разбудить меня.
Я открыл глаза и увидел свет. Было утро. Из-за горного кряжа выползало солнце, большущее и белое. Даже утром оно было жарким и злым. В пустыне солнце бывает только злым…
Нет, звук шел не снаружи. Я повернулся и принялся таращиться в непроглядную мглу туннеля. Ни черта не видно. Однако звук приближался, становился все громче и отчетливей.
«Господи, – пробормотал я. – Неужели и сны могут превращаться в явь»?
Я вскочил на ноги, нащупал рукой автомат, снял с предохранителя. Опять тугой, липкой волной накатил страх.
– Все это было, было! – пробормотал я. – И чем кончилось?!
Я упер приклад автомата в бедро и дал длинную очередь в темноту. Громкий визг и тишина. Ни стрекотания, ни звука шагов.
«Оно затаилось, оно готовится в яростном прыжке дотянуться до меня. Не мог же я в самом деле одной очередью уложить „чужого“.»
Затаив дыхание, я ждал, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темном чреве туннеля.
Но капали мгновения, шли минуты, наполняя живительной силой реку времени, и ничего не менялось. По прежнему в воздухе висела тишина, душная и тревожная. Только гулко стучало сердце, пытаясь выпрыгнуть из грудной клетки на волю, чтобы убраться подальше от этого страха, заставляющего работать на пределе, перегоняя затвердевшую от ужаса кровь.
Я осторожно оглянулся назад. Так и есть – сзади пропасть, достаточно глубокая, чтобы расшибиться насмерть. Неужели вещие сны все-таки бывают? Раньше я как-то с ними не сталкивался. Впрочем, много с чем я раньше не сталкивался…
Подождав еще минут пять, я не выдержал и двинулся вперед, в полумрак, останавливаясь чуть ли не ежесекундно, чтобы прислушаться, чтобы доказать самому себе, что мой страх беспочвенен, что не слышно никакого стрекотания или вздоха, что мне повезло, и я убил эту тварь с одного выстрела.
А потом я увидел «чужого». Он стоял и, не мигая, следил за каждым моим движением. Я даже не успел нажать на курок…
Проснулся я от странного шума, будто где-то рядом стрекотала цикада. Я открыл глаза и увидел свет. Было утро. Однако звук шел не снаружи, как мне сперва показалось. Я повернулся спиной к солнцу и принялся таращиться в непроглядную мглу туннеля.
«Странные здесь сны, – думал я. – Во сне я видел сон, что видел сон. Но тогда почему наяву все повторяется снова? Или это тоже сон? Нет, все слишком отчетливо и слишком страшно, чтобы ощущать такое во сне. Но тогда почему я просыпаюсь в третий раз и слышу то же самое стрекотание»?
– К черту! – рассвирепев, зарычал я. – Сейчас у меня остался только один вопрос: как выжить и уничтожить дрянь, которая с неумолимостью часового механизма в который раз идет меня убить.
Я нажал на курок. Только на этот раз выпустил всю обойму, до последнего патрона. Потом, когда стрекотание затихло, приблизился к самому краю трубы и, держась за стену, осторожно высунул голову наружу.
Оказалось, что труба выпирала из скального монолита на несколько метров, словно дуло пушки. Отлично! Я посмотрел вверх. С потолка свисала ржавая арматурина, загнутая крючком. Я прыгнул вверх, стараясь дотянуться до нее… Не достал, чуть-чуть, самую малость, каких-то десять сантиметров.
«Нет, должен же быть какой-то выход, – подумал я. – Безвыходных положений не бывает».
Я поднял автомат и, рассчитав на глаз траекторию полета, подбросил его вверх.
Повезло сразу – ремень зацепился за крюк и, автомат, немного покачавшись на нем, словно маятник, замер. Я подпрыгнул, одной рукой ухватился за ствол, другой – за приклад, и начал раскачиваться. Вверх – вниз, все сильнее и сильнее, а когда почувствовал, что ремень вот-вот слетит с крюка, отпустил руки.
Перевернувшись в воздухе, в самый последний момент, кончиками пальцев, я успел ухватиться за верхнюю кромку трубы и, пока еще были силы, быстро подтянулся на руках и выполз на наружную стену туннеля.
Только теперь силы покинули меня. Я лежал на раскаленном камне, обливаясь потом и со свистом втягивая в легкие воздух. И еще я понимал, что избавившись от одной проблемы, приобрел новую: с короткого отрезка трубы, нависающего над пропастью, не было выхода. Скала, из которой труба выпирала, была совершенно отвесной. А как лазать по отвесным скалам, я не имею понятия.
Солнце обустроилось в зените и не собиралось покидать насиженного места. Сказать, что мне было жарко – ничего не сказать. Голова гудела, словно по ней заехали здоровенным бревном, перед глазами плыли желтые замысловатые фигуры, и язык прилип к небу, так что никакая сила уже никогда не смогла бы его отлепить.
