Глубоко откинувшись в кресле, Танака напоминал мертвого. Руки бессильно свисали к полу, голова завалилась набок. Блаженная улыбка застыла на бледном взмокшем лице. Сеппуку у ворот храма Нигосари…
— Сколько раз я это ни проделывал, всегда испытывал одно и то же. — Японец раскатывал по тонкому стеклу журнального столика жирную дорожку кокаина. Кокаин был нежно-розоватого цвета, я такого никогда еще не видел, даже в фильмах. — Бесконечное счастье, непередаваемый кайф. Никакая химия не дает такого кайфа, а оргазм — просто смешно. Смерть — это огромный кайф, запомни, русский. — Он аккуратно вынюхал порошок, утер нос ладонью. — Сначала тебе страшно… так страшно, что кишка выпадает… Но надо сделать так, чтобы страх дошел до самого предела. До дна, до последней точки. Тогда открывается блаженство. Сперва я просто закрывал глаза, и вперед. Очень боялся. А потом научился наслаждаться каждым моментом. Мы с тобой сейчас проходили слабенький уровень, троечку. А на десятом — двенадцатом, там — wow! И все в реальном времени. Бои идут два-три часа. Пока до Нью-Йорка доберешься, уже сил никаких нет. На исходе, на полном пределе. Потом собираешь все силы, всю волю в кулак и — бабах! Не-е, за такую систему и миллион выложить не жалко… Пойдем, я тебе еще кое-что покажу.
К специальному, служебному лифту мы шли довольно долго, длинными извилистыми коридорами. Здесь, под землей, был действительно целый бетонный город с запутанными коммуникациями. У лифта нас встретил камуфляжный с автоматом — везде они были одинаковые, рослые, бородатые. Узнал Танаку, кивнул, набрал на никелированной панели код. Загорелась красная лампочка, двери лифта разъехались в стороны. Я заметил, они были бронированными, двери. Закрылись сразу, бесшумно, едва мы вошли. Вместо обычных кнопок с номерами этажей в стенку была встроена точно такая же панель с прорезью для чипа и монитором. Японец достал из-за пазухи — они висели у него на шее, под одеждой, как амулеты, — связку узких пластиковых полосок. Выбрал одну, сунул в прорезь. На мониторе загорелась зеленая надпись. Набрав несколько цифр, Танака потыкал пальцем в монитор. Раздался писк, и лифт начал плавно спускаться.
— Мы с тобой сработаемся, точно, — сказал он с необъяснимой уверенностью.
Спускались долго — минут десять. Лифт двигался медленно, но глубина была приблизительно метров семьдесят — сто. Что-то вроде ракетной шахты. Здесь охраны уже никакой не было, только электронные посты контроля. Использовав почти все чипы, Танака подвел меня к монолитной бронированной двери серого цвета, какие бывают, наверное, только в банках. Никаких панелей с цифрами я не заметил. Не было и прорези для чипа. Только прямоугольное окошко монитора, забранное толстенным стеклом. Японец приложил к окошку ладонь.
— Ничего круче человечество пока не выдумало, — сказал он. — Замер производится по тремстам двадцати двум точкам ладони. Каждый раз точки выбираются произвольно. Так что ошибка невозможна в принципе. Правда, сканирует долго, но ничего не поделаешь. Директор никогда не жалеет денег на такие вещи…
— Вы называете его Директором?
Окошко полыхало белым пламенем сканера минут пять. Танака переминался с ноги на ногу, ворчал. Что там, за дверью, я решил не спрашивать. Вообще не задавать вопросов. Скажет сам — хорошо, промолчит — еще лучше. Каждая тайна, в которую тебя посвящают, уменьшает шансы на спасение. Я уже догадывался, что экскурсия эта неслучайна. Не выпустят они человека, проникшего за бронированную дверь… Но не войти, упереться и остаться на пороге — глупо. Как в шахматах: тронул — ходи…
Дверь открылась бесшумно, обнаружив тесную и пыльную комнатушку. Я ожидал увидеть все, что угодно, но только не это. Интерьер трансформаторной будки. В стену литого бетона вмонтированы железные шкафы с лампочками. Лампочки мигают. Все. И что я должен здесь обнаружить?
— Кааба, — гордо сказал Танака, указывая на железные шкафы и лампочки. — Головной терминал. Вся наша работа завязана на этой системе. И не только наша. Знаешь, что такое «Аль-Нидар»?
— Нет, — ответил я.
— Исламский Интернет. Сеть, о которой не знают ни ФБР, ни ЦРУ, ни МОССАД — только мы. Чтобы войти в «Аль-Нидар», нужен специальный компьютер. Их выпускает фирма «Омрахман электронике» в Абу-Даби. Поштучно. Разумеется, владеет «Омрахманом» Директор. Это вообще его идея — свой Интернет. А транслируется все через наш собственный спутник.
— Что-о?? — выпучил я глаза.
— Не веришь?! — Танака сиял от удовольствия. — В девяносто девятом году китайцы запустили очередной спутник. По заказу правительства Малайзии там установлена как бы метеорологическая аппаратура. А на самом деле — системы компьютерной коммуникации. И еще наблюдательные приборы. Так что у нас вся Америка как на ладони! А замыкается все вот на этом терминале. Если бы янки про него узнали, сразу бы бросили ядерную бомбу, точно. Только без толку. Его даже бомба не возьмет. Толщина бетона — двенадцать метров! Но есть еще четыре станции слежения…
Вот теперь точно никогда не отпустят, с тоской подумал я.
— Сейчас Директор хочет все финансовые операции исламских банков замкнуть на «Аль-Нидаре», но система еще не готова, Я один все не тяну, А с тобой мы горы своротим! Но этим займемся позже. А пока вот что…
…Самое смешное: я даже приблизительно не могу сказать, где находится этот самый терминал. В какой именно точке необъятной пустыни Сахара. И действительно ли он головной.
После экскурсии Танака отвел меня в мою резиденцию. Что сказать?.. Серьезный отгрохал себе в пустыне дворец наркошейх. Когда я открыл дверь в свое новое обиталище, понял: покойный Пит именно о таком рае и мечтал. Входишь и попадаешь в огромную круглую гостиную. Да-да, круглую! Точнее, овально-вытянутую. Ноги утопают в пестром ковре: мусульманское великолепие, цветики-цветочки, птички-зверьки. Слева — антикварная тумба на изогнутых бронзовых ножках в форме птичьих лап. Тумба с инкрустациями, с ящичками — десятка два маленьких ящичков. На тумбе — приземистая и широкая, как Кубок Дэвиса, серебряная чаша, в чаше — фрукты горой. Жирные гроздья светлого и темного винограда, яблоки с кулак, гранаты, хурма… Обои шелковые (сначала не поверил, потом подошел, потрогал, убедился: стены обиты узорчатой шелковой тканью). Портьеры бархатные, тяжелые, с золотым шитьем и кистями, как в дорогом борделе. Посреди комнаты — кожаный глубочайший диван буквой П, кожа оттенка красного дерева, блестит жирно, и два кресла к нему. Получается как бы огражденное пространство, в центре которого — столик под стать тумбе: и ножки-лапы когтистые, и с инкрустациями полированное дерево. Сервирован на две персоны. Ах, как сервирован! Бутылка шампанского в блестящем ведерке со льдом. Аккуратный такой, хороший лед — кубиками. В хрустальных вазочках — икра: черная и красная. Свежий белый хлеб (вот что меня действительно поразило — нормальный белый хлеб! Они же все лепешки жрут, меня уже от одного их вида выворачивает, лепешек). Масло, еще какая-то мелкая закуска. Свечи — зажжены две длинных розовых свечи. Только-только зажжены, еще воск не успел оплыть. Два прибора, два бокала — интимный ужин на двоих. Кто второй? Может, сам Абу Абдалла вздумал со мной шампанского выпить, поздравить с началом работы?.. Наш любимый Санта-Клаус?..
