Это было самое что ни на есть бесстыдное неуважение к властям.
Мистер Пирсон вспыхнул и затряс кулаками. Он до того напоминал перегретый котёл, что казалось, вот-вот из ушей у него повалит пар.
— Я не потерплю подобной наглости! — проревел губернатор. — Первый Офицер! Арестовать их! — Мистер Пирсон побагровел ещё сильнее. — Эй, Первый Офицер! Немедленно ко мне! Заприте в Темницу нарушителей спокойствия!
Новый Первый Офицер вышел к помосту и вскарабкался на него сбоку. Наспех сколоченные доски затряслись и заскрипели под весом полицейского, и некоторые губернаторы даже схватились за край стола, словно опасаясь, что в любую минуту они могут низвергнуться в море презренной черни.
К этому времени Уилл, Дрейк и миссис Берроуз добрались до Рыночной площади и медленно продвигались по краю толпы. Кое-кто из стоявших на лотках бросал на них любопытные взгляды, но не более того — колонисты были поглощены разворачивающимся перед ними актом гражданского неповиновения. К тому же за последние месяцы, когда в Колонии квартировали новогерманские войска, местные жители стали куда привычнее к чужакам.
— Выполняйте приказ! Арестовать их! — не унимался мистер Пирсон. Он топнул ногой, и помост снова сотрясся.
Первый Офицер обвёл взглядом толпу и заметил в первых рядах Рубило и Писклю. Полицейский ещё не сообщил губернаторам о том, что его предшественник выпустил из Темницы всех заключённых, да и не горел желанием это делать.
Рубило расплылся в широкой беззубой ухмылке, а Пискля принялся подпрыгивать на месте.
Тут вскочил другой губернатор.
— Делайте, что вам приказано! Арестуйте смутьянов! — закричал он.
— А… каких именно? — спросил Первый Офицер. — Кого арестовать-то?
— Знакомый голос, — заметил Дрейк, помогая миссис Берроуз забраться на свободный лоток, где валялось несколько высохших капустных листьев. Потом ренегат залез туда сам. Уилл уже стоял на лотке, пристально глядел на сцену и качал головой.
Крикливый губернатор набросился на Первого Офицера, который держался совершенно невозмутимо.
— Да просто выполняй приказ, дубина ты стоеросовая!
— Вот ведь тупой старый хрыч! — громко воскликнул Уилл, даже не стараясь понизить голос. Колонисты, стоявшие поблизости, обернулись к нему.
— Тише, Уилл, — предупредил Дрейк, однако неожиданная горячность парня заинтриговала и его. — И вообще, к чему это ты выступаешь?
— Да к тому, что это бестолковое трепло — мой папаша.
— Кто-кто? — удивился ренегат.
— Это мистер Джером, — пробормотал Уилл. — Мой родной отец.
Мистер Джером тем временем протопал по помосту к Первому Офицеру и принялся тыкать полицейского, который был куда шире и выше него, пальцем в грудь.
— А ну делай что тебе говорят, не то и тебя закуём в кандалы! — пригрозил он.
Однако Первого Офицера это не испугало, а скорее озадачило.
— Но если я не знаю, кто назвал мистера Писюна Урыльником, как я могу кого-то арестовать? — с невинным видом осведомился полицейский.
Вместо того чтобы зааплодировать поразительно путаной фразе Первого Офицера, толпа застыла в гробовом молчании.
— Идиот несчастный, чтоб тебя! — рявкнул мистер Джером, замахиваясь на полицейского.
Тут в первых рядах публики поднялась суета. Рубило протолкнулся вперёд, к помосту.
— А ну не трожь его! Это мой друган! — проревел Рубило с нескрываемой угрозой в голосе и ударил по помосту огромным кулачищем. — А то я сам сюда залезу — будете знать, и вы, и мистер Писюн!
— Мистер Урыльник, — поправил Пискля, подпрыгивая на месте, чтобы хоть одним глазком увидеть губернаторов через плечо своего крупного приятеля.
Мистер Джером не отступил от Первого Офицера и не опустил занесённой руки.
— Я предупреждал, — сказал Рубило, закатывая рукава.
Тут за спиной Уилла и Дрейка кто-то оглушительно свистнул, и оба вздрогнули от неожиданности.
И губернаторы, и простые колонисты — все до единого посмотрели на другой конец Рыночной площади. Миссис Берроуз вынула пальцы изо рта.
Дрейк опустил голову.
— Господи, я же говорил: не привлекать к себе внимания, — пробормотал он.
— Разве не пора вам начать новую жизнь? — крикнула она. — Стигийцы покинули город, и вы не обязаны терпеливо их дожидаться. Впервые за триста лет у вас есть возможность решать самим!
Толпа призадумалась. Потом тут и там послышались возгласы: «Верно!», «Она дело говорит!»
— Селия, — улыбнулся Первый Офицер, глядя на неё поверх толпы. Он перевёл дыхание, прежде чем обратиться к ней, полицейский никак не мог поверить своим глазам. — Селия, скажи, что нам делать! Скажи, как нам быть!
Миссис Берроуз ненадолго задумалась.
— Что ж, первым делом… можете прогнать восвояси этих ваших губернаторов, — сказала она. — Они заботятся вовсе не о ваших интересах.
Мистер Джером, вытянув шею, прищурился, чтобы разглядеть женщину.
— Надо же, кто к нам пожаловал! Кучка поганых верхоземцев суётся в наши дела! — объявил он.
— Да заткнись ты, козёл старый! — выпалил Уилл, не сдержавшись.
Повисла пауза. Потом мистер Джером нахмурился.
— Сет? Сын мой, Сет?
Уилл презрительно скривил губы.
— Я тебе не сын.
Явно потрясённый новой встречей с Уиллом, мистер Джером не сразу собрался с мыслями.
— Стало быть… стало быть, мой беглый сын возвратился домой, и теперь его приятели указывают нам, что делать. — Он сухо усмехнулся и повернулся к Первому Офицеру: — Отлично, арестуй и их тоже.
Этого полицейский уже не выдержал.
— Не буду, — просто ответил он.
Мистер Пирсон, опомнившись, снова ринулся в бой. Схватив со стола свой цилиндр, он угрожающе потряс им перед Первым Офицером. — Видишь? Видишь, дурачина? Мы тут власть, только мы одни! А ну быстро делай, что велит мистер Джером!
— Я сказал, другана моего не трожь! — взорвался Рубило. — Всё, довёл ты меня! А ну живо хлебала заткнули, пущай он говорит! — проревел бандит и, перегнувшись через край помоста, замахал руками возле ног мистера Пирсона и мистера Джерома, будто разъярённый медведь.
Губернаторы поспешно отскочили подальше от края. Первый Офицер повернулся к толпе.
— Если кто-то из вас считает этих людей простыми верхоземцами, то вы ошибаетесь. Эта женщина знает, о чём говорит, — сказал он, указывая на миссис Берроуз. Его глаза сияли. — Она прошла через самый жёстокий допрос с применением Тёмного света, какой я только видел за все годы службы. Она выжила и сохранила рассудок. Более того, она не сломалась — не выдала стигийцам того, что у неё хотели выпытать.
