Гвин отвела глаза. Он мог видеть только ее макушку. Она прижала руку к груди, все еще сжимая пальцами край простыни.
– Гвин!
– Значит, ты уедешь.
Он смотрел на нее с удивлением:
– Почему?
Один изящный розовый пальчик выпростался из-под покровов и указал на бумаги и карты, разбросанные по постели.
– Ты ведь должен их найти. Разве не так? Ты должен найти святыни.
Он ответил слабой улыбкой:
– Не совсем так.
Она бросила на него взгляд искоса. Казалось, он вполне доволен. Он листал эти документы и выглядел удовлетворенным. Она приподнялась и заставила себя сесть.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне не надо их искать. Я и так знаю, где они.
Ее глаза сузились и смотрели на него с подозрением:
– Где же?
– Внизу.
Она почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
– Я покажу тебе.
Изумленная, недоумевающая, она поспешно оделась и последовала за ним по темной винтовой лестнице в подземелье. Их подошвы крошили мелкие камешки. В руках они держали фонари. Гвин шла позади. Звук их напряженного дыхания и скрежет камешков под ногами эхом отражались от каменных стен, нарушая их молчание, но Гриффина удивило то, как спокойно бьется его сердце. Узнав то, что ему открылось теперь, он почувствовал себя… свободным.
Оки остановились перед дверью помещения, где прежде скрывался Эсташ. Гриффин вставил маленький ключик Гвин в пасть дракона, и дверь открылась. Эта комната выглядела теперь так, как ей и было положено выглядеть – как прихожая.
Гриффин поднял фонарь и указал в дальний угол, на стену. Там, заметная только благодаря узкой трещине, находилась дверь. Еще одна дверь, прорезанная в камне. Еще одна гигантская дверь, возвышающаяся над их головами. Эта дверь была бы совершенно незаметна, если бы не было известно, что она там есть. Она сливалась с камнем скалы и камнями, окружавшими ее, настолько, что почти не отличалась от них. И оставалась бы скрытой, даже если бы армии Аттилы вторглись в замок Эверут.
Должно быть, из-за нее пролились реки крови, думал он. Гриффин никогда прежде не видел ее, только читал о ней в древних манускриптах, хранящихся наверху, и в то же время она казалась ему знакомой, как лицо отца. Он ощупал края, очищая их от пыли, копившейся десятилетиями, а возможно, и дольше, от грязи и паутины, пока наконец вея вырезанная в камне дверь не стала видна целиком.
– Никогда о ней не знала, – почтительно пробормотала Гвин за его спиной.
Он сложил три ключа – как три части головоломки – вместе, и они скользнули в замочную скважину. И снова он не смог бы сказать, читал ли об этом. Но чувствовал, что все это было ему знакомо. Потом нажал обеими ладонями на дверь и сильно толкнул ее.
В этом темном и сыром помещении петли должны были заржаветь и скрипеть как старые кости, но дверь отворилась бесшумно. Повеяло холодом, застоявшийся воздух устремился наружу из укромных уголков, как трепетные крылья. Гвин судорожно втянула воздух.
Он повернулся и наклонил голову:
– Ты ведь всегда была склонна к авантюрам, Рейвен. Она неуверенно улыбнулась:
– Не думаю. Я терпеть не могу авантюры. Просто приключения сами меня находят.
– Нет. Это я продолжаю тебя находить. Она дотронулась до его руки:
– Я люблю тебя.
Вместо того чтобы взять ее руку, он улыбнулся:
– Идем.
И пошел вперед в кромешную тьму пещеры, высоко подняв свой фонарь.
Гвин, стараясь дышать ровно, ступила через закругленный деревянный порог и нырнула во мрак.
Это походило на спуск в катакомбы. Они спускались в недра земли, под брюхо замка. Закруглявшиеся стены сочились влагой. Камень был покрыт слизью. При свете фонаря Гвин могла видеть странные фантастические изображения, вырезанные на стенах, вызывающие страх и благоговение.
К ней пришло забытое воспоминание: оно промелькнуло в ее сознании, как будто летучая мышь пролетела. Когда-то давно она была здесь. Очень маленькой. Отец что-то рассказывал ей об этих изображениях. Говорил, что они сделаны много-много лет назад и что эта стена с наскальными изображениями была привезена сюда издалека. Он никогда ничего больше не говорил об этом – возможно потому, что сам ничего не знал или не хотел, чтобы знала она. Она не имела об этом понятия. Но с какой стати было перевозить сюда каменную стену?
Маленький лучик света от фонаря Гриффина осветил пространство впереди, и он уверенно зашагал дальше в темноту. Его лицо было частично освещено светом фонаря – видны были очертания скул, носа и решительные глаза. Он остановился, наклонил свой фонарь вперед, пока его тонкие лучи шарили по стенам. И вот вошел в камеру. Она быстро последовала за ним.
– Слезы Иисусовы! – выдохнула Гвин.
Сокровища!
На стене висел огромный длинный сломанный меч. На столе у стены стояло несколько сосудов, собранных в группу, рядом с украшенным драгоценными камнями поясом и простой деревянной чашей.
Сокровища! Их было не так уж много, но ей казалось, что она ослеплена исходившей от них энергией и силой.
Она приложила ко рту дрожащую руку. Гриффин смотрел на нее спокойными серыми глазами, ожидая, когда она обратит взгляд к нему.
– И что?.. – спросила она, но голос ее прервался. – Что ты должен сделать со всем этим?
По его лицу скользнула тень улыбки, будто она его позабавила:
– Думаю, я должен это отдать. Ее рука опустилась.
– Что? А как насчет карт? Разве это не карты, указывающие, где скрыты сокровища?
– Некоторые из них. Но я должен вернуть сокровища.
Она недоуменно смотрела на него.
– Кому?
– Миру.
Гвин ответила слабым кивком и опустилась на каменное сиденье, пока ноги еще держали ее.
– Понимаю. Нет, не понимаю. И когда их следует вернуть? – Она вытерла ладонью лоб. – Куда вернуть? И почему? Не понимаю.
Лицо Гриффина словно светилось изнутри.
– Наследник Карла Великого должен отдать долг, – сказал он просто.
Она не сводила глаз с этих древних сокровищ.
– Это так красиво, – пробормотала Гвин, потом посмотрела на Гриффина: – Бремя?
Он покачал головой:
– Нет, больше не бремя. Нет, если я их отдам.
Гвин прикрыла глаза.
– Когда?
Он снова покачал головой:
– Не знаю. В должное время в должном месте. Но чувствую, что не сейчас. Предстоит еще многое узнать. – Он осмотрел реликвии, потом повернулся к Гвин: – Я подозреваю, что нашим детям предстоит стать Хранителями на протяжении долгих поколений. Но однажды, когда наступит время, им придет осознание того, что эти сокровища надо будет отдать людям.
