осознания всей сакральности момента я поднялся по дороге на гору и ступил на землю священного города ислама, в глубине души ощущая себя ВЕЛИКИМ ПРОДОЛЖАТЕЛЕМ (здесь вступают фанфары) прославленных европейцев, которые с риском для жизни проникали в Мекку, Медину и всякие другие подобные места.
Зайдя позавтракать в первое попавшееся кафе, я на минутку остолбенел, не в силах понять, что я слышу. По телевизору шла программа польского спутникового телевидения: в рекламе католический ксендз сидел на скамейке рядом с девушкой, которая своими голыми коленками и чипсами пыталась склонить его к чему-то нехорошему.
Обойдя весь город и сфотографировав гробницу с высокого холма, я пешком отправился за пять километров к развалинам Волюблиса лучше всего сохранившегося в Марокко римского города-колонии. По пути я искал точку съемки красивой пальмы и вышел к берегу речки. При моем приближении в воду поспешно нырнули две черепахи, гревшиеся на камнях, но я успел их поймать (каждая была с две моих открытых ладони величиной), пофотографировал и отпустил. (Впоследствии многие приятели, услышав эту историю, сильно меня осуждали, объясняя, что черепахи в природе существуют для того, чтобы из них суп варить).
В Волюблисе сохранились отдельные колонны (коринфский ордер), на которых гнездятся аисты, (они в Марокко везде — на столбах, на башнях касб, на минаретах), фундаменты зданий, фрагменты мостовой, триумфальная арка… Подобные вещи я уже не раз видел, причем в гораздо лучшем состоянии (например, в Пальмире), а вот огромные, яркие, прекрасно сохранившиеся римской эпохи напольные мозаики — это да, это действительно впечатляет. В кафе при входе висит на стенке замечательная наклейка — на фоне очертаний африканского континента надпись "Trans-African expeditions. Shit happens." (Трансафриканские экспедиции. Бывает говено).
С грехом пополам, потратив на это два часа, я выбрался с локальной дороги на нужную мне трассу и на первой же машине ехал до самой ночи. Теща водителя, рядом с которой меня усадили, простая деревенская баба нрава очень веселого, всю дорогу прикалывалась, шутила и учила меня правильно есть сырые артишоки. Высадился я уже затемно на автозаправке у города с романтическим названием Ксар-эль-Кебир, что по-арабски значит большой дворец. Дворца с трассы не наблюдалось, машинки больше не стопились и я, подружившись с мужиками в кафе на заправке, получил разрешение переночевать у них (ночью на улице стоял сильный дубак).
Ксар-эль-Кебир — Альхесирас — Севилья
До этого дня планы были исключительно такие: ехать в Танжер (крупнейший средиземноморский порт Марокко), чтобы оттуда постараться уплыть в Тунис (еще в Москве открыл визу). Однако, проснувшись утром, я понял, что все события последних двух с половиной недель составляют целостную, логически законченную картину полноценного путешествия, где все происходившее было легко и в радость, и нужно эту целостность, законченность поездки сохранить.
За прошедшие семнадцать дней я профильтровал слишком много информации и начал уставать — уже насытил в себе накопившуюся потребность в проживании и переживании чего-то нового и неизвестного. Дальнейшее путешествие уже не доставило бы мне радости, а только скомкало бы воспоминания об уже случившемся.
Я простился с ребятами на заправке. Через десять минут одна из проходивших машин остановилась и повезла меня в сторону Сеуты. Общение с людьми в автомобиле наладилось сразу же после того, как я предложил поставить одну из купленных в Мекнесе кассет. Мужики оказались связаны с джинсовым бизнесом. С их слов я понял, что такое понятие как "разборки" в Марокко хорошо известно, и один из них, "оттого, что очень часто вынужден по работе видеть много плохих вещей" каждый день выпивает и уже законченный алкоголик, но в руках себя еще держит. (Вино и водка в Марокко производятся и свободно продаются, так что кое-кто здесь, несмотря на запрет ислама, все-таки квасит, и что такое алкоголизм в Марокко хорошо известно). Мужики загорелись идеей толкать свою джинсу в Россию и приглашали меня в долю, но я отказался, объяснив, что коммерция меня мало интересует.
Дорога шла по северу страны. Передо мной открывались невероятной красоты пейзажи: зеленые долины, оливковые и апельсиновые рощи, ручьи и реки, холмы и горы — картина совсем нетипичная для арабских стран, где за окном автомобиля 90 % времени наблюдаешь безрадостную серую каменистую полупустыню. (Красивые барханы, которые в фильмах про Восток показывают, это, друзья мои, редкость, их еще поискать надо).
В сельских районах, через которые мы проезжали, живут преимущественно берберы. Их одеяния оказались для меня полной неожиданностью: кожаные туфли, поверх белых хлопчато-бумажных шаровар и длинной белой рубахи красная с черным самотканая накидка типа пончо и яркая широкополая шляпа с крупными шерстяными помпонами наверху (согласитесь, ассоциируется скорее с латиноамериканским, чем с африканским национальным костюмом). И так там люди ходят каждый день: в поле, на рынок — каждые пять минут из окна таких красавцев видишь.
Быстро и успешно я добрался до пограничного пункта у Сеуты. Марокканцы выпустили меня легко, а испанцы попросили подождать и минут десять с моим паспортом туда-сюда ходили, видимо, дивясь документальному подтверждению существования материализовавшегося перед ними самоходного российского гражданина (с визой было все в порядке двойной шенген).
В Сеуту марокканцы могут проходить без виз, челноки, само собой, через пеший переход так и прут. Так что, ожидая оформления своих документов, я с удовольствием вновь созерцал все возможные разновидности национального костюма жителей покидаемой мною страны. Паспорт вынесли, все ОК (штамп о въезде в союз европейских государств, проставленный в Африке — это, согласитесь, коллекционная ценность).
Застопившиеся марокканцы довезли меня до самого порта (расстояние нешуточное, особенно по жаре топать). Началась эпопея с приобретением билета. Подскочивший фарцовщик-марокканец предложил мне за полцены билет на паром со вчерашней датой, уверяя, что все супер и так все и должно быть. Песет у меня не было, курс, который предлагали в обменниках друзья ходившего за мной фарцовщика, меня не устраивал, так что я отправился менять деньги в город. По местному времени был уже пятый час, а у испанцев после четырех общественные заведения типа банков закрыты (кое-чему научились у арабов за время конкисты). В результате я поменял деньги в гостинице и приобрел в порту самый дешевый пассажирский билет на паром, который обошелся мне, с учетом выгодного обмена, во столько же, сколько я уплатил бы тому кидале, обменяв деньги в порту. Когда я уже подходил к трапу, меня догнал фарцовщик:
— Ну что, русский, будешь покупать мой билет?
— Нет, у меня уже один есть.
— Fuck you, — громко и доброжелательно попрощался со мной фарцовщик.
— Fuck you, — так же доброжелательно крикнул я ему,
