что все, что ни делается, к лучшему. Может, так оно и есть.
Надеюсь, завтра у Ланаора не будет важных дел, и он найдет время, чтобы вместе пообедать или поужинать. Мы почти не говорили последнее время. Когда сильно уставала от учебы, просто подходила к зеркалу и открывала портал. А он всегда как чувствовал. Уже стоял напротив и ждал. «Как дела? — Хорошо. — А у тебя? — Тоже». Вот и весь разговор. Посмотрим друг на друга, помолчим. Потом я назад к учебникам.
Элоя рассказала, что на месте его разрушенного дома теперь просто лужайка. Одно время горожане чего только не говорили, столько домыслов наплодилось. Все ждали появления нового дворца, но, видимо, зря. Мне кажется, Ланаор сейчас и вовсе где-то в Акатоне обосновался, а в Тиильдере если и задерживается, то только у Великого Магистра. Если подумать, то Акатону теперь куда больше подходит быть столицей, чем Тиильдеру. Возможно, к этому все и идет.
Пусть завтрашний день будет хорошим. В Ариманию потихоньку приходит весна. Хоть Агнесса Ильинична и считает, что наша весна не такая, но все же это весна. Мир оживает, появляются первые цветы. И небо синее, и на душе как-то радостнее.
Дневник Эринии Конерс
Тиильдер, 16 августа 1958 года.
Стоило оказаться дома у родителей, те сразу набросились с расспросами. Я им сказала, что списки зачисленных будут только на следующей неделе, но я не уверена, что наберу проходной балл. Иван Ефремович, хороший знакомый Агнессы Ильиничны, настоящий маг химии, считает, что первый вопрос надо было раскрыть лучше. И в сочинении не уверена. Будь что будет. Призналась, что и в санитарки готова. Папа Виттио одобрил мою решительность.
Потом был опять прием больных, все как обычно. Папа говорит, что у меня получается все лучше и лучше, но все же чувствуется, что нет специального образования. Я понимаю. Сначала отучусь в Ленинграде, потом буду искать наставника здесь. Стану уникальным целителем, владеющим науками двух миров. Мы говорили об этом после окончания приема, как вдруг зашла мама Элоя:
— Там еще один пациент, не по записи, но говорит, что вопрос жизни и смерти.
А сама как-то странно на папу посмотрела.
— Раз все так серьезно, то, конечно, надо принять, — ответил папа Виттио.
А потом повернулся ко мне:
— Уважаемый коллега, этого пациента я, пожалуй, доверю вам целиком и полностью, а у меня есть еще одно посещение на дому, срочное.
Только они вышли, в кабинет заглянул Ромка.
— Доктор, можно?
Я, конечно, тоже скучала. Но вот если бы чуть меньше радости в его глазах. Ромка, Ромка, что же мне с тобой делать?
— Вы ошиблись, у меня еще нет лицензии, я всего только ассистент, если вам нужен целитель, то подождите возвращения Виттио Конерса, — поясняю доброжелательным тоном, не поднимаясь из-за стола.
— Но я не могу ждать ни минуты, — отчаянно заламывает руки посетитель.
— Хорошо. И что вас беспокоит?
— Сердце… — Ромка страдальчески приложил руку к груди.
Не живи он небом, из этого человека вышел бы отличный комедиант.
— Ром, не начинай, — попросила я, дав понять, что не желаю участвовать в этой комедии.
— Ой, доктор, простите, немного попутал. Коленка болит. Так, что еле хожу.
Закрыв дверь, хромая, Рома подходит к кушетке у стены и буквально падает на нее.
На всякий случай просматриваю внутренние токи, все у него отлично, здоров как бык.
— Ваша коленка в прекрасном состоянии, — сообщаю с улыбкой.
— Доктор, но вы ведь ее даже не пощупали, как вы можете так утверждать?
Но не на ту напал.
— Если вы обратились за помощью именно к нам, то должны знать, что ассистент доктора Конерса практикует диагностику на расстоянии. Уверяю вас, с коленкой никаких проблем.
— А рука? Вот здесь совсем плохо сгибается, — Ромка демонстративно охает, поднимая локоть.
Тщательно протираю перо ручки и убираю ее в футляр.
— И с рукой у вас тоже все в порядке.
— Да? — удивляется Ромка.
Он пошевелил рукой с явным облегчением.
— Спасибо, доктор, и правда, как вы сказали, что все хорошо, тут же отпустило.
— Вот и прекрасно. Больше жалоб нет? — поправляю сложенные в стопку карточки больных, теперь на столе идеальный порядок.
— Что-то здесь в глазу беспокоит, вы бы посмотрели, доктор?
Вот ведь фантазер. Подхожу к шкафу, достаю щипцы для простерилизованных бутыльков.
— Доктор, а это зачем? — встревожился Ромка.
— Глазорасширитель, в своей работе мы используем самые прогрессивные методы.
Ромка в ужасе отшатнулся, даже головой о стену ударился.
— Что-то мне как-то не очень нравятся современные методы, — жалобно залепетал, потирая затылок, — доктор, а вы можете посмотреть по-старинке?
— Так вы, оказывается, ретроград? — бросаю разочарованно.
— А что это такое? — встрепенулся Ромка.
— Человек, который противится развитию и прогрессу.
Ромка опасливо косится на щипцы в моей руке.
— В некотором смысле…
Делаю шаг вперед.
— Абсолютный, совершенный ретроград! — выпаливает Ромка. — Оля, умоляю, убери от меня это!
— Но как же глаз, он ведь явно беспокоит?
— И глаз уже тоже прошел, только убери эту страшную штуку от меня подальше.
— Рада была помочь, — прыснула я и вернула инструмент в шкаф.
— Ну, знаешь… — выдыхает незадачливый пациент.
Осознав, что опасность миновала, снова разулыбался.
— Поехали кататься? За городом сейчас так здорово. Там мамка собрала корзинку, пообедаем на природе. Оль, клянусь, я не буду тебе досаждать, просто дружеское общение. Тебя так давно не было, поболтаем. Едем?
Как было не согласиться?
Он прекрасно управляется с машиной. У меня кружилась голова от скорости, а Ромка все время сыпал шутками. Было и страшно, и смешно, и так волнительно. А еще он показал мне огромную стройку, недалеко от испытательного полигона скоро будет целый институтский комплекс со студенческим городком. Потом мы устроили пикник, съехав с дороги в небольшую редкую рощицу.
— Ром, мне пора.
— Оль, ты только не уходи вот так, давай я тебя до дома довезу?
Он вернул меня к дому Конерсов.
— Агнесса Ильинична сказала, что ты хотела провести здесь два дня. Может, рванем завтра в Этиндер? Правда, добираться часов пять, там в двух местах ремонт идет. Если пораньше выехать, самое то, в обед будем на месте. Едем?
— Нет, Ром, на завтра у меня уже есть планы. Давай в следующий раз?
Вижу, расстроился.
— Ром, если ты будешь так огорчаться, я все-таки сотру из твоей упрямой головы все воспоминания обо мне.
— О, тогда тебе придется стереть всю мою жизнь.
— Не дави на жалость, это бесполезно. И вообще, зато ты станешь, наконец, счастливым человеком.
— Оль, а с чего ты взяла, что я сейчас несчастен?
Ромка опять улыбнулся своей сияющей улыбкой.