толстовку лесного цвета. Когда я спускаюсь вниз, Агнес находится в столовой вместе с детьми, посреди стола лежит стопка вафель с нарезанными фруктами и сиропом, а рядом с ними стоит графин с апельсиновым соком. Она смотрит на меня, улыбаясь, и я чувствую себя немного странно. Я привыкла к своему распорядку, и, оказавшись вне его, не знаю, как себя вести.
— Тебе стоит позавтракать перед встречей, — говорит Агнес, выкладывая вафлю на тарелку и подталкивая ее ко мне, и я испуганно смотрю на нее. Я не знаю, как много Габриэль ей рассказал, но не могу представить, что он мог сказать так много. Не думаю, что он из тех, кто предает доверие, и, хотя я не просила его держать то, что он знает обо мне, при себе, я очень сомневаюсь, что он поделился бы чем-то настолько личным, не спросив меня сначала.
Лицо Агнес ничего не выдает, и я решаю, что он, должно быть, просто сказал ей, что у меня прием у врача, когда попросил ее присмотреть за детьми на день. Такое бывает у всех. Расслабься, говорю я себе, добавляя ложку клубники и поливая вафлю сиропом.
Я вполуха слушаю, как Сесилия болтает с Агнес об их планах на день, и пытаюсь есть. Завтрак очень вкусный, но мне трудно сделать больше нескольких укусов. Многое изменилось с тех пор, как я в последний раз виделась с доктором Ланган, и я не знаю, о чем хочу говорить. По крайней мере, достаточно, чтобы получить таблетки, но дальше…
Я хотела бы относиться к своему психотерапевту так, как, по моему мнению, должна относиться, — как к надежному, профессиональному, открытому человеку, которому можно рассказать о своих проблемах и получить от него совет. Как будто я могу чувствовать себя с ним комфортно. Но я никогда не чувствовала. Не потому, что с доктором Ланган что-то не так, на первый взгляд она вполне милая, добрая, спокойная женщина лет тридцати, которая слушает и пытается найти решение того, что я ей говорю.
Просто я не так уж много ей рассказала.
Как и Кларе, я не знаю, что сказать. Мой отец оплачивает счета, и, конечно, она должна была знать его имя. Она должна знать, кто он такой и чем занимается. А может, и нет, ведь пока счет оплачивается, это не имеет значения. Но я прекрасно понимаю, насколько мафия отличается от всего остального мира, и не знаю, как в роскошном современном офисе, который доктор Ланган оформила в розово-золотых тонах, сказать, что я помолвлена с человеком, которого никогда не видела. Что мой отец устроил наш брак, и впервые я увидела человека, за которого собиралась выйти замуж, не на фотографии, а когда он ждал меня у алтаря.
И тот же самый мужчина жестоко расправился со мной всего несколько часов спустя. Сделал мне больно. Позволил своим людям причинить мне боль. Это было больше, чем просто нарушение, больше, чем просто нападение. Это было предательство — обещаний, которые он должен был мне дать, обещаний, которые дали люди, которые должны были меня защищать.
Как доктор Ланган, даже с ее степенью и опытом, могла это понять? Как она могла представить, что я могу чувствовать?
Я рассказала ей, что мужчина причинил мне боль. Я даже поделилась некоторыми подробностями. Я рассказала о кошмарах, о выборе одежды, о страхе прикосновений. Я рассказала о своих увлечениях. Я обошла стороной тот факт, что не могу поступить в колледж, что мой отец, несомненно, ожидает, что я выйду замуж за другого незнакомца, и что всю мою жизнь меня растили как красивый товар, предназначенный для продажи, постели и размножения.
Теперь я хочу рассказать ей о Габриэле. Я хочу рассказать ей о счетах и о том, что очень скоро мой отец, скорее всего, перестанет оплачивать эти счета, но вместо него их смогу оплачивать я. Я хочу спросить ее, что значит, что впервые я почти разочарована тем, что он не прикасается ко мне.
Я не знаю, как объяснить хоть что-то из этого, не объяснив все остальное.
Я успеваю съесть еще несколько кусочков вафли, прежде чем приходит время уходить. Я беру сумочку и отправляюсь к машине, где меня ждет Джейсон с Джио на переднем сиденье. Джейсон открывает мне дверь, и я благодарю его, проскальзывая в благословенно прохладный салон и наслаждаясь работой кондиционера.
Он бросает взгляд на мою толстовку и слегка подворачивает кондиционер, как это делал Жак, несмотря на протестующий ворчание Джио, и мне становится хорошо. Забота. Меня заметили, но так, что я не чувствую, что впаду в панику.
Может быть, я просто провела свою жизнь в окружении не тех мужчин. Может, их больше, чем я знаю, и они такие. Как Жак, и Джейсон, и Габриэль. Мужчины, которые хотят защищать меня, заботиться обо мне, помогать мне, вместо того чтобы причинять боль, насиловать и использовать меня.
Я втягиваю пальцы в рукава, думая об этом и о том, что это может значить. Для меня, для моего будущего, для того, чего я хочу от жизни. Как я смогу изменить ситуацию, взяв за основу то, что дает мне Габриэль, и расширив ее. Эти мысли занимают меня всю дорогу до небольшого пригорода города, где Джейсон останавливается перед сверкающим зданием, в котором находится офис доктора Ланган.
— Просто напиши мне, когда будешь готова, — говорит он, и я киваю, выскальзывая из машины.
Внутри здания холодно, и я рада, что надела толстовку. В холле кабинетов психического здоровья теплее, но доктор Ланган снижает температуру в своем личном кабинете на несколько градусов, когда у меня назначен прием, или, по крайней мере, так кажется. Она всегда надевает кардиган, когда я прихожу.
Когда меня провожают в кабинет, она сидит за своим столом, ее русые волосы убраны назад в аккуратный пучок, а на ней кашемировый кардиган. Она с улыбкой поднимает глаза и указывает на диван, вставая с рабочего кресла и пересаживаясь в мягкое кресло, стоящее согнутым углом к дивану.
— Белла. Я рада тебя видеть.
Я неловко ерзаю на диване. Я никогда не знаю, что чувствовать на таких встречах. Всю свою жизнь мне не перед кем было открыться, кроме Клары, я чувствовала себя изолированной и в основном одинокой. Я не знаю, как я должна говорить с незнакомцем о том, чем не могу поделиться даже с лучшей подругой.
— Как дела?
Еще один вопрос, на который я не знаю, как ответить.
— Лучше, — осторожно говорю я. — Но мне
