умопомрачительно. Я благодарна этим агентам, что они столько времени работали под прикрытием. Пять лет такой работы — это очень тяжело для человека. Могу это подтвердить, хотя проработала всего шесть месяцев.
— Вот тут-то и появляется Райт… — Крамер переключается на меня, и я начинаю рассказывать о начале нашей операции.
Пенман несколько раз останавливает меня, чтобы попросить пояснений. Хотя этот человек чертовски нуден и придирчив, возможно, это необходимо, потому что, когда дело дойдет до суда, защита попытается разорвать нас на части, как стервятник разгрызает падаль.
— Вскоре после того, как в сети появилось видео, на котором я спасаю от удушья студента, Нико Альканзар и его люди ждали меня у дома, когда я вернулась с работы. Алканзар сообщил мне, что именно это видео привело его ко мне.
— А применял ли кто-нибудь из мужчин в тот день в доме неуместную силу или принуждение? — Пенман быстро сыплет вопросами.
При воспоминании о том, как руки Нико скользили по моей обнаженной коже, по ней пробегают мурашки, но я сохраняю самообладание, отвечая Пенману.
— Нет, сэр.
— Продолжайте.
От высокомерия в голосе Пенмана Крамер вздрагивает рядом со мной, но я не обращаю на это внимания и продолжаю.
— Он утверждал, что я — дочь лидера конкурирующего картеля Джоанны Сантилья. Та самая дочь, которая, по слухам, умерла при рождении. У Альканзара была ее фотография, чтобы продемонстрировать сходство.
Пенман пристально смотрит на меня.
— Вы знали об этом раньше? Что вы — дочь Сантилья?
Одна из них, ты имеешь в виду, насмехается внутренний голос, но я игнорирую его.
— Нет, сэр. Я понятия не имела. Вы увидите, что в общей папке я также представила документы, включающие мое свидетельство о рождении и законные имена моих родителей. Они были единственными, о которых я знала… до того момента.
Он кивает, видимо, удовлетворенный моим ответом.
— Я сочла целесообразным сотрудничать с Альканзаром, поскольку мое задание состояло в том, чтобы выяснить, связаны ли сотрудники университета с наркокартелем и используют ли они имущество кампуса для содействия преступникам. И если моя связь с Сантилья подтвердилась бы, то я смогла бы внедриться в их картель.
Мое горло снова грозит распухнуть, когда я случайно ловлю взгляд Луки, поэтому отвожу глаза.
— Альканзар утверждал, что я должна притвориться его девушкой, чтобы привлечь внимание Сантилья.
— Похоже на нашего парня. Не может найти себе подружку, вот и заставил одну притворяется, — хмыкает парень с пристегнутым к рубашке значком УБН, и остальные смеются — долгожданный момент легкомыслия наполняет комнату.
Конечно, Пенман бросает на него острый взгляд, и смех мужчины перерастает в кашель, прикрытый кулаком. Полагаю, мы все немного сходим с ума после столь долгих и утомительных дискуссий.
— Извините что прерываю, Райт… — Пенман проверяет часы. — Но обед уже должен быть здесь, так что мы можем закончить на минуту раньше…
Как по команде, раздается стук в дверь, и ближайший к двери сотрудник УБН вскакивает, чтобы открыть ее. Двое других мужчин вкатывают тележки с обедом и напитками. Пенман машет им рукой, и они заталкивают тележки в дальний угол.
Как и следовало ожидать, как только они оставляют еду, все набрасываются на нее, словно не ели месяцами.
Я поворачиваюсь к Тиму.
— Скоро вернусь. Мне нужно сбегать в туалет.
— Хочешь, я возьму тебе один из салатов?
— Пожалуйста. И воды?
— Будет сделано.
Я пробираюсь сквозь толпу людей, собирающихся в беспорядочные очереди за едой, намереваясь скрыться как можно быстрее.
Когда я уже подхожу к двери, на меня падает большая тень. Я настороженно поднимаю взгляд и встречаюсь со знакомыми глазами.
— Профессор. После вас. — Голиаф, или, скорее, Кай — жестом приглашает меня следовать за ним. Как только я выхожу в тихий коридор, он подстраивается под мой легкий шаг в сторону туалетов.
— Как рука?
— Хорошо.
Он озабоченно сдвигает брови и хмурится, как будто мысль о том, что у меня физическая травма, причиняет ему боль.
— Ты заставила нас поволноваться.
Напряжение, сковывавшее меня, немного ослабевает, и я улыбаюсь ему.
— Я крепче, чем кажусь.
Он усмехается.
— Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
Мы немного посмеялись, и я уверена, что он вспомнил, сколько раз я противостояла Нико, особенно в самом начале. Я останавливаюсь у двери женского туалета и смотрю на него.
Именно сейчас я понимаю, что удушающий груз забот и ответственности, лежащий на моих плечах, ослаб, когда я отстраняюсь от шума разговоров, доносящихся из конференц-зала. В последнее время мне кажется, что я стала мишенью, на которую со всех сторон сыплются шокирующие разоблачения. Что моя жизнь построена на лжи.
И, возможно, эту тяжесть уменьшает человек, который становится для меня больше, чем просто приспешником преступника номер один. Человек, который защищал меня.
Человек, который сплел между нами непрочную нить, граничащую с особенными отношениями, которые я почти осмелился бы назвать… дружбой.
— До встречи, профессор. — Эта почти улыбка растягивает ему рот, в глазах блестит симпатия, прежде чем он поворачивается и проскальзывает через вход в мужской туалет.
Умывшись, я смотрю на свое отражение. Противоречивые эмоции захлестывают меня, но я отказываюсь ненавидеть свои глаза. Поэтому решаю не обращать внимания на то, от кого они мне достались, а гордиться тем, что они такие же, как и у моей сестры.
Как только я выхожу за дверь, то сразу останавливаюсь. Это похоже на дежавю, повторение того гала-вечера, когда я обнаружила, что он ждет меня возле туалета.
Беззащитность охватывает меня, и я презираю ее, потому что не зашла бы так далеко, будучи легко уязвимой. Но все, что произошло между мной и Лукой, выбило меня из колеи.
Даже если нас разделяет всего несколько футов, мне кажется, что я стою слишком близко к огню, и угли грозят испепелить мою кожу. Его близость позволяет мне замечать детали, которые я не могла уловить, когда он сидел в противоположном конце комнаты.
Теперь я вижу небольшие различия между Лукой и Нико, например, серебристо-седые волосы у висков и отросшую длину вместо прежней стрижки.
Щетина, украшающая его челюсть, должна выглядеть неряшливо и неухоженно, но этому мужчине она придает более мужественный и зрелый вид. Я точно помню, как его челюсть, гладко выбритая, прижималась к коже моих бедер и груди.
Но именно эти глаза с золотисто-карими вкраплениями меня покорили. Я точно помню, как они выглядели, когда…
— Привет. — Его низкий, глухой голос звучит как ласка, как будто кончики его мозолистых пальцев касаются моей кожи.
— Привет. — Я настороженно смотрю на него. Затем наклоняю голову в сторону конференц-зала. — Нам, наверное…
