что я читаю DownВeat – самый популярный американский журнал, посвященный джазу. И спросила меня, не музыкант ли я. Мы разговорились.
– Ты всегда один, когда слушаешь джаз? – поинтересовалась она.
Я объяснил, что разведен, что у меня есть сын, который вот-вот поступит в колледж, и что я свободен.
– В смысле только что с кем-то расстался… или я слишком любопытна, или слишком забегаю вперед?
В этом смысле Джулианна отставала на два месяца. Поэтому я сказал:
– Да, с недавних пор свободен… но без всякого похмелья.
– Мне нравится. Хороший оборот. Я разведена и тоже свободна с недавних пор… Хотя развод произошел пять лет назад.
– Дети?
– Не хотела их… или, по крайней мере, не с ним.
– А потом?..
– Биологические часы показали, что уже слишком поздно. И опять не тот парень.
Распахнулись двери, запуская посетителей на ночной сет с началом в 23:00. Она назвала мне свое имя. Я назвал свое. Она представила меня своим подругам – с виду ровесницам. Обе с обручальными кольцами. Они пригласили меня присоединиться к ним за столиком. Я узнал, что одна из женщин – ее звали Джоан – отмечала в тот вечер свой день рождения, и что они вместе учились в колледже много лет назад. Я сказал, что не хочу портить им вечер, но предложил Лорри обменяться телефонами. Она записала свой номер в мой блокнот, а я нацарапал свой в ее блокноте.
Несколько раз во время того концерта – исполняли музыку Томми Флэнагана и его трио – я замечал, что Лорри поглядывает в мою сторону, а затем просто кивнула мне, давая понять, что уловила мой интерес. Я выждал положенные сорок восемь часов, после чего позвонил и договорился о встрече. Она предложила съездить в Ист-Виллидж, посмотреть экспериментальное американское кино 1960-х годов в киноархиве «Антология». Я чувствовал, что это своеобразный тест. Она преподавала киноведение в Новой школе. Я явился в элегантном костюме. Ей понравилось. Понравилось и то, что я знал кое-что о режиссере (Стэн Брэкидж – поисковая система в помощь). Понравилось, что после этого мы пошли в мексиканскую забегаловку и болтали без умолку до полуночи. Я посадил ее в такси до дома, вручил водителю 20 долларов и сказал, что поездка за мой счет. Прежде чем он тронул с места, она быстро поцеловала меня в губы и сказала:
– Классный вечер.
Такими же были и следующие три вечера. Разговоры, разговоры и снова разговоры. Мы многое узнали друг о друге; растущее тихое чувство общности подчеркивалось нерешительностью, которая возникает из-за слишком большого недавнего романтического разочарования и желания обойти боль стороной. И все же, все же… Поздним субботним вечером, на четвертом свидании, когда мы выкатились из бара почти в час ночи, она вплелась пальцами в мои пальцы и сказала:
– А теперь я действительно хочу, чтобы ты пригласил меня к себе.
Секс был осторожным, немного неуверенным. Лорри призналась, что со времени последних неудачных отношений она почти год ни с кем не была.
– Надеюсь, я не разочаровала.
– Не смей так думать, – сказал я. – Это было в первый раз. Мы оба нервничали. И вряд ли это было ужасно. «Завтра будет новый день», и все такое.
На следующее утро мы нащупали хороший ритм. Быстро созревало чувство соучастия. После этого я побежал за воскресной «Нью-Йорк таймс» и провизией. Вернувшись в квартиру, взбил омлет, поджарил рогалики, приготовил две «Кровавые Мэри» и сварил кофе.
– Наш первый совместный завтрак, – сказала она, наклоняясь, чтобы поцеловать меня.
Мне понравилось, что мы просидели за столом два часа, обмениваясь страницами газеты и бесконечно что-то обсуждая. Мне нравилась непринужденность между нами. Ощущение, что я мог видеть нас вместе через пять, десять лет за этим столом, с остатками воскресного позднего завтрака перед нами, за разговорами, разговорами, разговорами, все еще тесно связанных и страстно увлеченных друг другом. Я знал, что во мне опять говорит романтик с его грезами о будущем. Я знал, что мне еще так много нужно узнать о мисс Уильямс, как и ей обо мне. Но… это было приятно. И не возникало никаких сложностей. Из наших разговоров и моих наблюдений в течение четырех вечеров, прежде чем мы провели ночь в постели, вырисовывался образ женщины, которая знала о своих недостатках (она призналась, что борется с тревогой и неуверенностью в себе, когда дело доходит до ее веры в то, что она заслуживает счастья). Равно как и я признался, что вступал в брак, чувствовал, что там кроются очевидные изъяны конструкции. И что проявил нерешительность и увлекся аналитикой, когда единственная женщина, с которой я чувствовал безграничную связь, но с кем никогда не надеялся на будущее, предложила мне это будущее.
– Но это была твоя реакция на ее бесконечное «нет», которое ты слышал в течение многих лет, – заметила Лорри.
– Я реагировал на страх. Страх получить именно то, чего так хотел.
– Но потом, позже, вы были вместе.
– Да, но на прежних условиях. Окно возможностей с ней было открыто. Я оттолкнул ее. Оно снова открылось, и на этот раз мы были друг с другом как будто наполовину…
– Но все равно вместе. Полное владение друг другом, по моему опыту, коварно. Кто знает, как долго все это продлится, не говоря уже о том, сколько проживет любой из нас. Все так преходяще. Вот почему истинная связь, когда и если она появится, настолько драгоценна. И хрупка.
Я согласился с таким взглядом на мир. И после месяца наших встреч начинал думать: все чудесно. Да, теперь она проводила две-три ночи в неделю у меня, тем более что Новая школа находилась в десяти минутах ходьбы от моего дома. Да, нам еще многое предстояло узнать о жизни в тесном контакте. Но мы никуда не торопились. Потому что идеализированное – совсем не то, что повседневное. Мы пока находились на том раннем этапе, когда нашим внутренним сложностям и противоречиям еще предстояло переплестись. Может быть, нам хватило бы ума держать их в узде; уважать неврозы друг друга и учиться интегрировать их во что-то прочное. А может быть, как в предыдущих главах моей жизни, они бы погубили наши отношения. В любом случае, предзнаменования были добрыми. Мы оба согласились без лишних разговоров, что просто позволим событиям развиваться своим чередом.
Итан переживал неровные времена в колледже. Он находил многих своих сверстников поверхностными и слишком ориентированными на тусовки. Ему хотелось подружиться с девушкой.
– Но я чудной глухой ребенок, и кто захочет встречаться с таким? – А после Манхэттена и
