Кто станет, к примеру, обращать внимание на щебет птиц в густом лесу?
Но в голову никак не приходило, что именно тот напомнил ему.
Приютский вышел в коридор. Медленно, касаясь пальцами стены, пошёл вперёд – туда, где, словно подёрнутый дымкой, сиял прямоугольник окна.
Варвара последовала за ним. Она щурилась, всматриваясь в темноту, будто это могло ей помочь лучше видеть. А смотреть было и вовсе не на что – коридор по-прежнему пустовал. По мере того как они приближались к окну, стрекот стал чуть громче, но всё равно был едва различим в тишине – быть может, он вообще был здесь всегда, просто никто раньше не обращал внимания.
Они вообще много на что не обращали внимания, а потому очутились там, где очутились. Так глупо. Дадо непременно бы отчитал его.
«Всегда смотри в оба глаза и слушай в оба уха, – поучал он, – всегда!»
Но Володя ослеп и оглох. Цыганская кровь затихла под натиском баловства и плотского любопытства. Нет, он не слушал и не смотрел. Он задирал Маришку, пугал упырями младшегодок. Боролся с учителем.
Дурак. Позор своего отца. Дадо отдал свою жизнь за него. Теперь же Володя был в шаге от смерти. По собственной глупости.
Он обесценил, собственноручно осквернил отцовскую жертву.
Крадучись ступая по паркетному полу, Володя кое-что наконец вспомнил.
Часы! В прежнем их приюте в общей спальной комнате стояли большие часы. За стеклом под циферблатом крутилось с десяток шестерёнок. И те безостановочно стрекотали, сводя Володю с ума – его кровать была к ним всех ближе. Иной раз он не мог заснуть и зажимал голову подушкой, лишь бы не слышать. Металлические зубчики шестерёнок царапали друг друга. Щёлкали. Стрекотали.
Щёлк-щёлк-щёлк.
Отвратительный звук.
Очень похожий на вот этот.
Щёлк-щёлк-щёлк.
Здешний.
Варвара схватила его за руку, заставляя остановиться. Он резко обернулся, уставился на неё непонимающе, выкручивая запястье из тонких девичьих пальцев.
Острые ногти врезались в кожу. Володя оскалился.
Но девочка только кивнула вперёд. Приютский бросил быстрый взгляд туда, куда она указала.
В тусклом оконном свете всё вокруг походило на газетную литографию. Никаких цветов, всё серое, чёрное. Видно было плохо, но приютский быстро смекнул, что встревожило Варвару.
Двери.
Здесь, в конце коридора, двери в спальни не были закрыты.
По полу тянулись едва заметные световые дорожки. Тёмно-серые. Узенькие, как едва различимые щели. Издали их было и не видать.
И тогда…
Тогда он всё понял.
«Каков идиот!» – злость окатила его щёки жаром.
– Назад, – быстро повернувшись к приютской, произнёс он одними губами.
И, конечно, она его поняла.
Они стали пятиться, не сводя глаз с приоткрытых дверей. И вдруг под чьей-то ногой – его ли, или её – скрипнула половица.
– Настя! – револьверным выстрелом над самым ухом Володи раздался возглас Маришки.
Громкий, отчётливый.
Он дёрнулся, обернулся и едва не отшатнулся, столкнувшись с Ковальчик. Она стояла прямо у него за спиной, и он не имел ни малейшего представления, как ей удалось подкрасться.
– Настя!
Она смотрела сквозь них – туда, в конец коридора. Но там никого не было. Да и не могло быть, ведь Володя собственными глазами видел в подвале мёртвое тело Маришкиной подружки.
– Заткнись, дура! – прошипела Варвара. В её голосе слышались слёзы.
И ровно в тот миг Володя, холодея, понял, что стрекот больше не кажется ему едва уловимым. О, нет. Теперь он нарастал, становился всё звучнее.
Его становилось больше.
«Проклятье!»
Володя схватил Маришку за руку и потащил их с Варварой назад.
Они пятились, его взгляд бегал по мраку коридора.
Пока ничего.
Пока…
– Настя! – Маришка заверещала во всю свою глотку.
Так громко, что в этом проклятом доме её не услышали разве что мёртвые.
Володя на миг прикрыл глаза, борясь с паникой, пронзившей его до самых костей. Какая идиотская ситуация. Отчего в этот раз судьба к нему так жестока?
Всё изменилось в одно мгновение.
Коридор взорвался какофонией звуков. Стрекот, шорох.
Щёлк-щёлк-щёлк!
Щёлк-щёлк-щёлк!
Звяканье.
И топоток.
Топоток.
То-по-ток.
– Вниз!
Коридор перед глазами словно подёрнулся туманом. Всё смазано, серо.
Это был ужас, вцепившийся в самое сердце.
Десятки маленьких ножек барабанили по старым доскам пола.
Володя и не понял, в какой миг ноги понесли его назад с такой скоростью, какой тот и не помнил за собою никогда раньше. В ушах звенело от визгов – то уже Варвара. Не сдерживая себя, теряя способность думать наперёд, она ревела утробно и надсадно. Выпуская всё, что скопилось внутри.
Маришкина ладонь, намокнув от пота, выскользнула из его пальцев. Володя развернулся было, хватаясь за воздух.
Но она бежала. Бежала сама. Взгляд стал осмысленнее, рот раззявлен в крике.
Они неслись, едва не паря над полом, так быстро туфли отталкивались от старых досок.
А позади были они.
Мышеловы гнали их, как борзые зайцев. Деревянные ножки тарабанили по полу. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Их были десятки – целая стая, они выскакивали из дальних спален, их нарисованные неподвижные лица белели в темноте.
Ужас почти вышиб из Володиной головы остатки разума.
Они были быстры. Очень быстры. Жестяные шестерёнки дребезжали. Буйство звуков в мертвецкой до того тишине. Стук и звон. Стук и звон – словно на княжеской охоте. Какая потеха гнать по лесу лисиц и кабанов, оглушая тех целым оркестром, музыкой смерти.
Приютские больше не были приютскими. Они не были даже дичью. На охоте спускают собак, стреляют из ружей.
Здесь они были крысами. Бичом богатых домов. Заразой, мешающей красивой жизни.
Приютские вылетели в галерею и, не успев замедлить ход, врезались в перила. Едва не перемахнули через них – может, то было бы самым верным решением. Но лететь далеко, а внизу острые ступени лестницы.
Дзаньк!
Володя едва успел дёрнуть Маришку на себя. Деревянное тельце мышелова, с бешено вращающимся на спине ключиком, промахнувшись, шкрябнуло о перила. И рухнуло вниз, в парадную залу.
Володя знал – с ним ничего не сделается, пока цел механизм, а ключ торчит из спины.
Они рванули влево – по полукругу галереи. Им нужно было к лестнице, вниз, прочь из дома. Им уже никого не спасти. Кто успел, тот успел. В конце концов, быть может, кому-то удалось удрать. Быть может, Александр…
Но металлический звон шестерёнок, стрекот вращающихся ключиков и топот множества маленьких ножек раздавался теперь не только сзади.
«Нет…»
Он поднимался снизу.
«Окружены. Окружены…»
Варвара визжала. Володя хотел бы вцепиться ей в глотку, заткнуть раз и навсегда. Да сил было всё меньше. И было уже поздно.
Мышеловы… О них было известно так мало. Володе
