к работе, а? У меня еще дел сегодня — на пол Китая. Тебе ведь не трудно?
— Ты всегда такой наглый? — изумляется Серов, а я догадываюсь, что к подобным просьбам он не привык.
— Нет, — честно признается Максим. — Я просто рад, что этот чувак выкарабкался, и не могу об этом не болтать, — кивает на Ярослава, сунув руки в карманы спортивных штанов. — А ты?
Игорь вздыхает. Рад-то он рад, но что делать с Максимом — не знает. То, что мой друг пришелся Ярославу по нраву — сомнений нет, а значит придется с этим считаться. Не так часто Борзов кого-то к себе подпускает.
— Ладно, поехали, родственничек, — сдается Серов со смешком, — посмотрим, что ты за птица. Увидимся, Яр!.. Хм. — Добавляет: — Если меня не посадят за то, что я прикончил твоего… брата!
***
Данил Егорович привозит нас к нашему дому и намеревается помочь донести вещи до крыльца, но внук не дает ему такой возможности, справившись сам. Даже не верится, что после всех последних дней, мы снова дома и наконец-то одни. Без посторонних звуков и посторонних глаз.
Когда за Ярославом закрывается дверь, я поворачиваюсь к нему, и мы долгое мгновение смотрим друг на друга, пока я первая не подхожу и не обнимаю мужа.
Все эти дни я так устала бояться за него. Видеться в редкие встречи и не показывать эмоций, зная, как остро он реагирует на мое настроение, что сейчас просто хочу почувствовать рядом.
Как же я привыкла к Борзову, и как скучала. По его присутствию, по его низкому голосу и даже по его ворчанию с рыкающими нотками. Просто по тому, что могу прижаться к нему и закрыть глаза.
— Марина…
— Прости меня, Ярослав. Если бы я сдержала обещание, данное тебе перед отъездом, ничего бы не произошло. Просто чудо, что ты не улетел и вернулся, но не такой же ценой. Я так себя виню!
Он накрывает ладонями мою спину и мой затылок.
— Не надо, Марина. Произошло бы, не обманывай себя. Не в тот день, так в другой, но они бы не успокоились, пока не получили тебя. Теперь ясно, что их ничего бы не остановило.
— Да, — соглашаюсь, вспомнив, в какой-ва-банк Вормиев с братом сыграли. В такой, что и отступать оказалось некуда, — скорее всего. Но подумать только, все это время я винила в трагедии с Сашкой случай, а оказалось… А оказалось, что это была цена за то, кто я есть.
— Мне жаль.
— Господи, я так это ненавижу!
— Знаю. Но не думаю, что даже твой отец был способен что-то изменить.
Это правда, иначе Стальной Босс бы не искал защиты для своей внебрачной дочери, практически отрекшись от родного сына и женив на ней того, кого посчитал достойным его доверия.
— Он попытался, первым обо всем догадавшись. Теперь у меня есть ты.
— Вот в этом, Марин, можешь не сомневаться! У него получилось.
— Яр?
Я чувствую, как ладонь Борзова замирает, и поднимаю голову, отняв висок от теплой груди мужа. Встретившись с угольками глаз в полутемной холле нашего дома, договариваю то, о чем думала все эти дни:
— Ты все-таки сдержал обещание и остался со мной. Я так счастлива, что ты жив!
Ярослав проглатывает комок, прежде чем серьезно ответить. Все это непросто и для него тоже.
— А как же иначе, Королева. Я не мог тебя подвести. Ты пообещала нам потрясающее будущее, помнишь?
Я ничего не могу с собой поделать, и слезы вновь встают в глазах, когда я качаю подбородком, признаваясь:
— Нет, ничего. Только тебя.
— Это не страшно, Маринка. Я помню.
Ярослав обнимает мои плечи, наклоняет голову, и наши губы встречаются. Мы целуемся долго и не спеша, возвращаясь к нам прошлым, принявшим друг друга, и встречая себя настоящих — способных по-новому оценить шанс, который нам дала жизнь.
Когда Борзов отпускает мои губы, я на миг закрываю глаза, желая спрятать от него свою слабость. Но от Ярослава бесполезно что-то скрывать, и я просто смахиваю слезы с ресниц.
— Я стала такая плаксивая и болтливая, прости. Это все гормоны. Сама себя не узнаю.
— Со мной не нужно быть сильной, Королева. А вот разговорчивой можно. Болтай, если хочется! Мне нравится тебя слушать. Теперь я надолго привязан к дому, так что…
Я улыбаюсь, зная, что он понимает. Яр прав: пора выдохнуть и начать жить сегодняшним днем. И завтрашним тоже — у человека должен быть путь, куда ему идти. А если еще есть, с кем идти, то этот путь всегда легче, даже если полон кочек и ухабов.
Я отступаю от Ярослава, но не убираю рук с его предплечий. Смотрю на мужа, становясь серьезнее.
— А теперь, Борзов, раз уж сбежал из больницы, и мы дома, скажи хоть, что сказал врач? Насчет «надолго привязан», зная тебя, я очень сомневаюсь.
Ярославу повезло в тот день, так мне объяснили. Сначала выстрел выдержало его тело, а потом — воля. Во время ранения его железная мускулатура, напряженная в момент попадания, подавила импульс и сдержала разрыв мышечных волокон. Но пуля, пройдя навылет через косую мышцу и задев внутренние органы, вызвала сильное кровотечение. И вот последнее оказалось сложно остановить. Как объяснил врач, чем сильнее мышцы снабжаются кровью, тем быстрее тело ее теряет в местах разрыва тканей. Ее было так много — это то, что я помню, а лишнее хочу забыть.
— Сказал, что жить буду, — отвечает муж, нахмурившись. — Все остальное его не касается! Марин?
— Я еще ничего не сказала.
— Но подумала.
И когда мы научились читать мысль друг друга?
— Яр, если ты решишь остаться в спорте, я не стану тебя отговаривать. Это твой выбор.
— Но и в восторге не будешь?
— Не буду, — честно отвечаю. — Мне хватило и твоего последнего боя и вида гематом.
— Значит, мне не показалось, и ты за меня переживаешь, Королева? — вдруг на все тридцать два идеальных зуба скалится Борзов, притягивая меня назад. — Так что ты там сказала, когда я валялся, как тряпка, собираясь отдать Богу душу? Что я тебе не безразличен, и ты меня… любишь?
Невероятно. И как ему удается меня смутить? Я даже хмурюсь от неловкости и его прямолинейности, изображая амнезию.
— Когда? Не помню
