привыкать. Хочешь гневаться на меня — гневайся, я это переживу. Знаешь, в чём твоя главная проблема? Ты слишком цепляешься за прошлое, — советник аккуратно расправил смятую Лисом бумагу.
— Ничего я не цепляюсь! — Княжич аж задохнулся от несправедливых обвинений. — Наоборот. Не хочу, чтобы было как при Кощее.
— Только изменилось пока немногое. Ты хочешь стать хорошим правителем? Тогда начни всё с чистого листа, как собирался. И, знаешь… может, пора смириться, что Василису не вернёшь? По крайней мере, пока.
— Что-о?! Ополоумел, Май? Чего ты несёшь?
— Нынешнее напряжение с Дивью случилось из-за Перстня. Перстень нужен только для Василисы, больше ни для чего. Нави это вредит и матушке твоей тоже не помогает. Будешь упорствовать — доиграешься до войны с Ратибором. Будь умнее. Отступление — ещё не проигрыш. Помнишь: терпение — княжеская добродетель. Да, возможно, ждать придётся долго. Но когда подрастёт царевич Радосвет…
Лис отчаянно замотал головой.
— Нет, я не хочу ждать. Ты Ратибора не видел, а я — видел. Он не позволит сыну решать что-то за своей спиной. И вообще ничего не позволит.
— Мы не знаем, что будет через пару десятков лет.
— О, такие сволочи, как Ратибор, живут долго. Нет смысла надеяться, что ему на голову упадёт камень и зашибёт ненароком. По подлости судьбы такое только с хорошими людьми случается.
— Никакой «подлости судьбы» не существует, — Май закатил глаза.
— Тогда почему нам всё время не везёт?
— В чём-то везёт, в чём-то — не очень. Ты сейчас видишь мир в очень чёрном цвете. А он разный. Да, порой происходит зло, которое мы не можем остановить. Но и добра тоже немало. Особенно если умножать его по мере сил. А ты сейчас — словно конь, закусивший удила. Летишь, не разбирая дороги и сворачивая всё на своём пути…
Советник не ошибся: Лису его слова совсем не нравились. До зубовного скрежета и желания ударить. Но спорить не было сил.
— Я подумаю об этом на досуге, — процедил он.
— Большего я и не прошу, — впервые за весь разговор Май улыбнулся — тепло, почти как раньше. — А если Весьмир и впрямь найдёт способ расколдовать Василису без проклятого Перстня — тем лучше для всех нас.
— Вот прямо сейчас к нему и пойду!
Княжич вскочил. Советник тоже поднялся, опираясь на трость и морщась. Нога, похоже, всё ещё болела.
Что ж, по крайней мере, они не разругались ещё больше, несмотря на взаимные обиды. Это уже было немало. Но Лис всё равно чувствовал досаду. А кому приятно гадости про себя слушать? Особенно от того, кто прежде в рот смотрел и каждым твоим словом восхищался.
Но в одном Май был прав: дивий чародей мог решить все их насущные проблемы. Ладно, может, не все, а одну — самую главную. А за ней ниточкой, глядишь, потянутся и остальные.
Значит — надо надеяться! Что ещё остаётся?
* * *
— А есть ли у тебя живая вода? — вот так встретил Лиса Весьмир. Ни приветствий, ни разговоров о погоде — сразу к делу.
— Допустим, есть. А что?
Княжич попытался осторожно глянуть, что читает чародей, но тот заметил и захлопнул книгу с дивьими письменами прямо перед его носом.
— Кажется, я нашёл способ.
Лис сперва ушам своим не поверил. Замер, разинув рот и не смея надеяться. Неужто он зря клял судьбу-злодейку?
— П-повтори, что ты сказал, — голос невольно дрогнул.
Весьмир встал, подошёл к Лису и, очень серьёзно глядя в глаза, повторил:
— Я нашёл способ пробудить к жизни твою матушку. Но для этого понадобится живая вода. Ну и, конечно, тебе всё-таки придётся пустить меня в башню. Не бойся, я так же сильно, как и ты, хочу, чтобы Василиса была жива-здорова. Готов в том поклясться, если хочешь.
— Знаю-знаю, — Лис расплылся в улыбке. Даже если и хотел бы удержать лицо, всё равно не смог бы. Ноги так и норовили пуститься в пляс, но радоваться было рано. Судьба умеет раздавать щелчки по носу и бить под дых, если сильно чего-то желаешь.
Княжич вдохнул, выдохнул и уже более спокойно, хотя и настороженно, уточнил:
— Ты хочешь отправиться в башню один?
Ответ его успокоил:
— Нет, конечно. Ты — важная часть моего заклятия. Кто-то родной должен будет покликать Василису из сна. А роднее тебя у неё никого нет.
— Да, Маржана об этом упоминала.
— Маржана? — дивий чародей поднял бровь.
— О, это одна мара. Не кривись, она мне помогала. Даже принесла одолень-травы. Слыхал небось, что нынче её днём с огнём не сыскать.
— Из-за тебя, между прочим, — Весьмир принялся складывать книги в сумку, кажется прихватив пару Кощеевых, но Лис не стал возражать. Пусть забирает. Это малая плата за такое счастье. — Кто землю выстудил, а? Одолень-трава тепло любит.
— Могу одолжить пару стебельков, если надо.
Чародей мотнул головой:
— У меня своя есть. Так что, идём?
— Прямо сейчас? — сердце забилось сильно-сильно.
— Ну, если только за живой водой не надо на край земли добираться.
— Я мигом!
Лис со всех ног бросился в малую сокровищницу.
Топот сапог гулко разносился по замку. Какой-то зазевавшийся упырь шарахнулся в сторону, уступая дорогу. Княжич перепрыгивал через ступеньки, а на последнем пролёте просто съехал по перилам, как часто делал в детстве.
Боги, неужели сегодня он сможет обнять мать? Казалось, с пробуждением Василисы уйдут все беды, посреди зимы наступит долгожданное лето, раньше придёт рассвет. Внутренний голос, больше всего напоминающий ворчание Мая, бубнил, что нет ничего больнее ложной надежды. Но ведь надежда не спрашивает — просто приходит, и всё.
Отомкнув сокровищницу ключом,
