гвардейцев, которые охраняют главный.
Кондор кивнул и поудобнее перехватил мою руку.
– Спасибо, Уильям.
Блэкторн ухмыльнулся в ответ. Улыбка у него постоянно получалась какой-то неполной, сдержанной, словно что-то не давало ему улыбнуться от души. Глаза тоже оставались непроницаемыми.
Сейчас эти глаза смотрели на меня.
– Не забудьте про платье, леди Лидделл, – сказал он доброжелательно. – Оно ждет у меня в кабинете. Надеюсь, Птица еще помнит, где он находится.
– Забудешь такое, конечно, – беззлобно огрызнулся Кондор. – Пойдем, леди Лидделл. – Он потянул меня за руку. – Познакомишься с богами. Давно пора было это сделать, конечно.
– Так почему не сделал? – Блэкторн, который уже собирался исчезнуть в глубине коридора, повернулся к нам.
– Долго объяснять, – неохотно ответил Кондор.
***
Внутри храма было темно, тихо и пахло не ладаном, как я ожидала, а травами и свечным воском. Сквозь несколько узких окон где-то под куполом падал неяркий свет. Мы вошли через дверь откуда-то сбоку, и Кондор тихо провел меня вдоль стены к одной из статуй, прятавшихся в нишах.
– Если ты оглянешься, – сказал он тихо. – Ты увидишь, что их двенадцать. Пять с одной стороны, пять с другой, один впереди и один над входом. Выбирай себе покровителя и служи ему, – добавил он, пряча руки за спиной, и задрал голову вверх, рассматривая статую, у которой мы стояли. – Или покровительницу. Здесь, увы, выбора особо нет.
Я тоже на нее посмотрела снизу вверх, потому что статуя Многоликой нависла надо мной с высоты постамента. Скульптор изобразил ее с вуалью, закрывающей лицо, чуть склоненное вниз, к смотрящему. Она придерживала вуаль одной рукой, а другую протягивала ко мне вниз ладонью, словно хотела погладить по голове.
Кто бы ни создал эту статую, он был талантлив. Каменные складки платья выглядели настоящими, по краю вуали шло тонкое кружево, пальцы, протянутые ко мне, казалось, вот-вот закончат движение, Богиня поднимет голову, улыбнется там, под вуалью, и вздохнет.
У ног ее стояло несколько белых свечей и серебряная чаша с плавающими в ней разноцветными лепестками.
Я замерла, не зная, что делать и чего ожидать, и, когда случайно шаркнула ногой по полу, чуть не подпрыгнула от звука.
Но ничего не произошло. Громом меня не поразило, божественная рука не сложилась в кулак. Свечи горели, воск таял и стекал вниз, лепестки качались в воде, а статуя молчала и не двигалась.
Кондор тихо рассмеялся.
– Я расскажу тебе о некоторых особенностях нашей религии чуть позже, – сказал он. – Когда ты освоишься. Но бояться здесь особо нечего. Наши боги милосердны, добры и не склонны просить у простых смертных великих жертв. Лишь почтение, простые дары и соблюдение нескольких важных ритуалов. Пойдем, найдем здесь самый тихий угол с хорошим обзором.
И он осторожно потянул меня в сторону, схватив за рукав, а мне оставалось лишь поражаться его подчеркнутой беспечности.
Словно у него было право говорить с богами на «ты».
Богов было двенадцать, поэтому храмы, такие, как этот или как тот, который стоял на Площади Согласия, посвящали им всем. Только порядок размещения статуй мог отличаться в зависимости от местности, но одно было неизменно: вход охранял Двуликий, повелитель дорог и дверей, а напротив входа, за спиной жреца, стоял Милосердный.
Тот, который владел жизнью и смертью.
Богиня была по его правую руку как верная сестра, а по левую – тот, кто отвечал за магию как за потоки волшебной силы.
Кроме Дюжины были еще десятки святых, преподобных и прочих почитаемых имен, и когда Кондор сказал, что выбрать можно любого, он не шутил. Все Двенадцать были равны.
– И кто же из них твой покровитель? – спросила я.
В центре зала в несколько рядов стояли скамьи, как в католическом храме, красивые, с деревянной резьбой и обитыми бархатом сиденьями, и сейчас мы заняли одну из них, спрятавшись за колонной. Справа от меня была статуя Сияющего, того бога, который покровительствовал искусствам и красоте.
Кондор улыбнулся:
– Я могу попросить тебя догадаться? – сказал он. – Не сейчас, пусть это будет… проверкой на сообразительность, – добавил он, когда понял, что я начала озираться по сторонам. – Посмотрим, что ты думаешь обо мне. Я не буду смеяться, правда, насколько бы ни был твой ответ далеким от истины.
Я моргнула.
– В конце концов, я привел тебя сюда чуть за другим, – продолжил волшебник и задумчиво провел пальцами по спинке скамьи, стоящей перед нами, словно стирал с нее несуществующую пыль.
Я сидела, вцепившись руками в сиденье и скрестив лодыжки, как школьница, скучающая во дворе. Мне было неуютно и странно оказаться здесь, в невероятной тишине, которую нарушали лишь наши голоса и легкое потрескивание горящих свечей. Ни жрецов, ни слуг, ни посетителей – сейчас здесь не было никого, и мне казалось, что этот наш тайный визит нарушал сразу десяток правил и тянул на какое-нибудь публичное наказание за оскорбление чести королевской семьи.
Но Кондор был спокоен, и я заставила себя перестать искать поводы бояться.
– Несколько лет назад, – сказал волшебник, глядя вперед, на статую хрупкого юноши, почти мальчишки, опирающегося не то на крест, не то на посох с поперечной перекладиной, которая делала его на крест похожей. – Шесть или семь, я сейчас боюсь сказать точнее, двое юношей из благородных семей попали в большой переплет. Они оказались на материке Латиерра Нуова ровно в тот момент, когда местные жители, устав от жестокости аглаверских захватчиков, призвали своих собственных богов помочь им навести порядок. Аглавер к тому моменту владел колониями в Новом Свете почти тридцать лет и, надо сказать, не собирался ни с кем делиться ими, поэтому Иберия и Ангрия, а также пара других стран, пытались основать свои колонии. Новая земля оказалась очень богата. – Кондор усмехнулся. – И, конечно, за право владеть ей велись войны, в которых мы воевали то друг с другом, то с теми, кто на той земле жил.
– Я поняла, о чем ты, – сказала я.
«Значит, – подумала я, – история здесь похожа на нашу, хоть и отличается от нее. Вот тебе и Новый Свет, и конкистадоры, и война за колонии».
Жаль, что я знаю историю своего мира не настолько хорошо, чтобы понять все и сразу.
– Не сомневаюсь. – Он кивнул. – Не буду рассказывать тебе, как я туда попал, это слишком долгая и не очень приятная история. Будем считать, что, как и полагается юноше из благородной древней семьи, я после совершеннолетия уехал смотреть мир. И попал в компанию другого юноши из благородной и древней семьи, который тоже уехал смотреть мир, но чуть дальше, чем
