дыша, и пыталась осознать масштаб катастрофы, но у меня не получалось. Казалось, я падаю в бесконечную яму, все быстрее и быстрее, и ужас мешал соображать. Я попалась, Винценц все-таки узнал меня, и значит, Коди тоже в опасности, значит, все, что я сделала и чего не сделала — все это стало огромной ловушкой для него, я все испортила, я подставила его, все, что случится с ним дальше — это все будет из-за меня!
Я подняла руки, поднесла сцепленные ладони к лицу и впилась ногтями в то место, где на скуле алела ссадина. Боль была реальная, она была здесь и сейчас, и я наконец смогла вдохнуть.
— Сосредоточься, Рета, — сказала я вслух. — У тебя мало времени. Соберись.
Они не тронут его — сразу. Будут следить за ним, смотреть на его реакции, наблюдать, чтобы понять, что именно он знает и есть ли у меня еще какие-то сообщники.
Что следующее они сделают? До утра меня оставят здесь, будут решать, что со мной делать. А утром… Утром, возможно, меня будут допрашивать. Наверное, это будет больно. Или не будут допрашивать, но больно будет в любом случае. Надо сосредоточиться и решить, что я могу сказать, чтобы они не тронули Коди. Как я могу ему помочь — отсюда?
Что еще они сделают? Что бы сделала с предателем я?
Я бы выдрала ему имплант.
Я подняла голову, опустила руки, перестав царапать лицо.
Я все еще могу предупредить Коди. Если они еще не схватили его, он успеет сбежать. Сейчас кто-то из них вспомнит, как я подключилась без стимулятора, и тогда они вызовут сюда кого-то из группы S. Неизвестно, сколько у меня времени, может пара часов, а может, пара минут. Надо действовать быстро, думать уже некогда.
В камере ничего не было, ни койки, ни хотя бы унитаза, только дыра в полу у дальней стены. С комфортом не разместишься. Я села на холодный бетонный пол у самой двери, прислонилась спиной к стене.
Я вода. Я не в камере, ничего не случилось, я в кабинете доктора Эйсуле, сижу в кресле, рядом рыжая Олли. Она берет в руки инъектор, подносит к моему плечу. Это почти не больно. Алая жидкость разливается по моим венам, мир зеленеет, выцветает, становится зыбким, мое тело растворяется. Я вода.
Я почувствовала знакомую боль в затылке. Вот так, я все делаю правильно.
Я вода, я маленькая и я огромная. Я могу просочиться куда угодно, даже в сознание к другому человеку. Мир вокруг зеленый и зыбкий. Я вода, я была в самом начале и я буду в самом конце.
Я почувствовала удушье, боль усилилась.
Мне не надо дышать. Меня не существует. Есть только вода, всегда была и всегда будет, меня нет, меня нет, нет…
Боль стала невыносимой, а потом резко кончилась, и я вырвалась из своего тела.
Маячки были высоко надо мной, но это не имело значения — я стала паром, поднялась высоко вверх, снова собралась дождевыми каплями, упала на землю, просочилась сквозь перекрытия и нашла один-единственный маячок, который был мне нужен.
Коди.
Я почувствовала его руки — он держал вилку. Открыла его глаза — напротив него сидел Детлеф. Услышала его ушами — в вечерних новостях передавали, что захвачены террористы, устроившие теракт в Овсяной Горке.
Я почувствовала его удивление — он не ожидал, что я с ним свяжусь.
— Ты чего? Ты в порядке? — спросил Детлеф.
— Это Рета, — сказал Коди прежде, чем я смогла его остановить. — Что-то произошло.
Тихо, велела я ему. Молчи. Я буду показывать, только молчи.
— Что значит — что-то произошло? Эй, ты как об этом узнал? У вас что, эта особая близнецовая связь?
Коди, меня арестовали. Вот, смотри, где я сейчас, это крошечная камера, тут даже ноги не вытянешь, я сижу на полу, скорчившись, прижав скованные руки к груди. Помнишь, как я показывала тебе Измененных? Теперь смотри, я расскажу, что было дальше. Вот этот человек помог мне найти тебя, а еще он посмотрел, что случалось с моим мозгом, но для этого мне пришлось выдать себя за другую девушку. И меня узнали, теперь они знают, что я что-то скрываю, и меня ни за что не выпустят, потому что знают, что на базе есть крот. Смотри, что тогда было в пустошах — когда я ушла, и ты меня потерял. Там не было террористов, Коди, никого там не было, кроме ребят, которые поставляют нелегальные импланты и перепрограммируют чипы.
Я вываливала на него свои воспоминания одним комом — ничего, потом разберется. Ночь в пустошах, разговор с Хольтом, сломанный респиратор, все мерзкие поступки Рейниса, вся ложь, которую мне пришлось подтвердить, и как я хотела, но не смогла уничтожить их базы данных, когда у меня была такая возможность. Мой последний разговор с Эрикой и Петером, который прервала капитан Северин, и то, что рассказал мне Петер про предыдущего медиатора, и как Хольт обмолвился про предыдущих медиаторов и что с ними случается — я показывала все.
— Эй, ты чего завис? Эрика, что это с ним?
Я не могла остановиться. Не имела права останавливаться, хотя боль пробивалась уже и через зеленую муть, через толщу воды.
Сержант Хольт помог мне тогда, но я все равно попалась, а если попалась я — то скоро они доберутся и до тебя. Поэтому беги, Коди. Попроси помощи у кого угодно, попроси Петера — он знает, что тут что-то нечисто, пусть он поможет тебе сбежать, это твой единственный шанс, Коди, беги, пожалуйста, беги как можно дальше отсюда!
— Черт, может, ему врача позвать?
— Не надо ему врача. Тихо все.
Когда сбежишь, отправляйся в Гетто, найди Эме, пусть отведет тебя к Ди и Ворону, они помогут снять твой трекер и сделать фальшивые документы, скажи Ди, что мне очень жаль, лучше всего уезжай как можно дальше отсюда, тебя будут искать — сделай все, чтобы не нашли.
— Ты уверена? Выглядит он странно.
Коди, я пришла сюда, чтобы помочь тебе выбраться, чтобы ты не стал чудовищем, как те, что заперты в подвале Вессема. Сейчас, пока они будут искать моих сообщников, пока будут выжидать, чтобы ты чем-то себя выдал — беги. Я не смогла выяснить, чего хочет полковник Валлерт, но он лжет нам, лжет всем, они солгали про террористов в Юстани, и про Овсяную Горку нам тоже солгали, здесь происходит что-то очень плохое, и я думала, что смогу во всем этом участвовать
