морщится, потирает вдруг метку, начинает скрести ее ногтями. – Чешется…
Его «ай» едва не заставляет меня опять подскочить, но сдержаться удается, удается даже не сбиться с дыхания и не отвести глаз. Проклятие. Я заигралась. Илфокион все-таки добился кое-чего: подтолкнул меня близко-близко к краю. Заставил откровенно, грубо солгать, солгать впервые за допрос, ведь все, что я говорила прежде, было в некотором смысле правдой: и про то, что Эвер потерял себя, и про то, что я чувствовала его близость, и много что еще… «Я не знаю, совершила ли грех в глазах богов» – ложь. Я его совершила. И хотя сигнальная магия законников проявляет себя иначе: свечение метки становится красным, пульсирующим, – зуд и жжение явно предостерегают меня и Скорфуса. Пора сворачиваться. У любого жульничества есть предел, Арфемис не глуп. Илфокион тоже.
– Это все те жареные шарики из сахарного тростника и кокоса, которые мы вчера ели, – тем временем сочувственно сообщает брату Пол. – А я говорил, надо меньше. У меня от них тоже чешется, правда, в другом мес…
– Ладно! – Илфокион с раздражением обрывает их: добыча ускользает, а разговор может перерасти в фарс. Его цель явно не допустить этого. – Принцесса, а скажите…
Но у Скорфуса цель тоже есть – вывести нас отсюда скорее. Он издает странное бульканье, резко дергается на моем плече вбок… и блюет прямо Илфокиону под ноги, с таким омерзительным звуковым сопровождением, что Кас вскакивает, шатнув скамью. А вот наш начальственный ужас только с брезгливым видом пятится немного от зеленовато-шерстистой лужи и озадаченно осматривает клепанные серебряными лунами сандалии из светлой кожи. Даже шевелит пальцами ног.
– Боги! – Прижимаю ладонь ко рту. Искренне. Такого запасного плана у нас не было. Дрожащими руками пытаюсь снять своего горе-любимца с плеч. – Скорфус, что с тобой?!
– Ра-азве я не заслужил отдыха? – Он обращает жалобный взгляд широко распахнувшегося глаза не на меня, а на Илфокиона, потом на близнецов. – Бедный котик… Вернул вашего долбаного гасителя вашей долбаной принцессе. Сделал всю работу… теперь страдает. А вы…
Похоже, он готов сблевать еще раз, теперь просто всем назло, но я быстро прижимаю его к себе, приняв самый умоляющий вид. И принимать особо не надо: я перепугалась. Я здорово перепугалась и окончательно убеждаюсь, что его тело ненормально холодное.
– Ск-корфус… – Тирада точно была актерской, призванной быстрее распугать всех этих идиотов, но мой голос предательски дрожит. Я поднимаю глаза на Илфокиона. – Отпустите нас. Пожалуйста. Я только отнесу его и с кем-нибудь оставлю, а потом, если хотите, мы договорим. – Щурюсь. – Если боитесь, что мы так ищем повод остаться наедине и обсудить какие-нибудь ложные показания, можете нас даже сопроводить.
«Ты не веришь мне. Своей принцессе. Я это чувствую, не забуду и нажалуюсь папе!» – вот что я говорю на самом деле, и он прекрасно это читает. На скулах выступают желваки досады, но уже в следующий миг подозрительность сглаживается с лица. Илфокион перестал быть обаятельным собеседником… но как выглядеть милым или хотя бы адекватным, помнит. Ему же лучше.
– Не нужно, – мирно, даже с чем-то вроде участия кивает он. – Думаю, мы закончили; выводы я сделал, но, с позволения, придержу их, они малоинтересны. Простите, что задержал. Друзья мои, – это он бросает Касу и Полу, уже размашисто пройдя к двери и открыв ее. – Вас это тоже касается. Вам пора обедать.
– Правда? – оживляется Кас.
– Правда. – Пол кивает, бегло посмотрев на солнце за окном, тоже встав и с хрустом потянувшись. – Пойдете с нами, кир?
– Позже, – отрезает он, продолжая красноречиво держать дверь открытой. – Спасибо. Вы свободны.
«Уходите уже», – горит в глазах, и близнецы, проявив удивительную понятливость, синхронно стучат кулаками по фибулам плащей. Я едва киваю, продолжая думать о «выводах». Плевать Илфокион хотел на мое согласие насчет «придержать», поэтому лучше не выпытывать. Пусть молчит. Пошел он. У него нет поддержки отца – и это главное. Зато она есть у меня.
– До свидания, принцесса! – Пол машет.
– Поправляйся, котейка! – добавляет Кас.
Они бодро маршируют на выход, а Илфокион, проводив их усталым взглядом до поворота, делает приглашающий жест и мне. Даже не знаю, что это, учтивость или просто нежелание, чтобы я совала нос в протоколы и вообще лишний раз озиралась в святая святых целериона. Мне и не хочется. Эти комнаты, душные и полные массивной уродливой мебели, давят хуже, чем если бы меня допрашивали в подземных темницах.
– Утомились? – Илфокион тихо, вкрадчиво и, как мне кажется, снова недобро спрашивает это, уже когда я пересекаю порог.
– Не столько я, сколько… – Неопределенно киваю на затихшего Скорфуса.
– Да-да. Это весьма необычно, согласны? – Теперь щурится он и, запирая дверь, все же начинает по новой: – По-прежнему не думаете, что мои опасения…
– Так. Я не выношу иносказаний с детства и еще раз прошу вас быть прямым. – Упрямо смотрю ему в глаза. – Ну, чем именно пугал вас кир Эвер, тем, что может снова стать монстром? Или что спуститься в Подземье – это как побывать в больнице в разгар мора? И что из этого вас больше впечатлило, что кажется вам вероятнее? Чего вы боитесь?
Как ни странно, Илфокион удивлен, в его темном взгляде даже мелькает «Это что, шутка?». Вешая ключ на широкий кожаный пояс, он опять поднимает брови, потом, спохватившись, еще сильнее сдвигает их и, наконец, явственно скрипнув зубами, качает головой.
– Хм. Я опасаюсь волшебства, особенно иномирного… не по этим причинам. Скорее я считаю, что боги так надежно прячут порталы, потому что сами не знают правил тех миров.
От такого богохульства по спине опять бежит холодок. Я поворачиваюсь: сбоку мерещится тень, зыбкая и размытая, как если бы за окном качалась ветка. Но мы высоко, а деревьев на этом участке внутреннего двора нет – за окном безмятежно голубеет небо.
– Боги, хвала им, знают почти все, разве нет? – Надеюсь, мой тон достаточно выразителен и заставит его одуматься. Но нет, не похоже. Продолжая говорить, Илфокион понижает голос, а взгляд, клянусь, устремляет туда же, куда только что устремился мой. Нет, никаких теней.
– Может, и так, хорошо, если так. – Вид у него уже совсем невеселый. Подняв руку, он заправляет за ухо черную прядь, и перстни, все как один с кошачьими и бычьими глазами, ловят яркие всполохи дневного света. – Но все же будьте внимательнее и присматривайте… да хотя бы за своим оружием и друзьями, и пусть ваш прощеный месяц завершится достойной, спокойной коронацией. Больше не задерживаю.
В подтверждение он стучит кулаком по фибуле, чеканно разворачивается и идет прочь, в ту же сторону,
