из дальнего конца зала, где обычно сидят дозорные, дальше всего от платформы у трона.
Большая часть моего внимания сосредоточена на остальной части зала. Точнее, на жужжании выпущенной стрелы.
Жужжание меня не настигает. В отличие от голоса. Того, который я ненавижу.
— Как неожиданно, Татума Олина. Рад, что у тебя всё хорошо. В течение последней половины перемены мы боялись, что ты в плену или мертва, — по комнате разносится голос Харе. Моего мучителя.
В моих ушах звучит глубокий голос Джована: «Чушь собачья». Если бы только так было принято вести в игре в Осолисе.
— Действительно, Харе, — я говорю холодным, отстраненным тоном. — Ты будешь рад сообщить благоприятные новости моей матери, — я скрываю отвращение и продолжаю: — Я знаю, что армия Татум ждёт в Оскале, но не ожидала увидеть здесь Элиту.
Я поворачиваю голову на его голос, поглядывая по сторонам. Здесь, по меньшей мере, семь силуэтов. И я слышала стук ног по камню. Не знаю, есть ли ещё Элита или это испуганно шарахаются женщины и дети.
— Мы пришли перерезать ассамблею Короля, — отзывается он.
Его честность удивляет меня. Я гадаю, какую реакцию он от меня ждёт. Продолжай говорить, Олина.
— Кассий всегда был фанатом тактик Татум Ронсина. Тем не менее, вам повезло, что я прибыла раньше, чем вы успели последовать его приказу, — скромно говорю я.
Продолжаю размеренно идти по залу. Моё сердце замирает. Их здесь больше двенадцати. Драммонд был прав. Либо Элита расширилась, либо они привели подкрепление.
— Повезло — интересный выбор слова, Татума, — говорит он, не обращая на меня внимания, опуская моё имя в конце титула.
Я усмехаюсь.
— Ты смел, чтобы оскорблять меня, Элита. Или глуп. В любом случае, это многое говорит мне о ваших приказах.
Солдат напрягся, несомненно, злясь, что выдал себя.
— Как поживала моя мать, когда ты в последний раз видел её? — я вздыхаю и прикрываю рот рукой, когда мужчина дёргается. — Прошу прощения, Харе, надеюсь, я не оскорбила твои хрупкие чувства вопросом. Я слишком долго пробыла в Гласиуме, и мои манеры Солати страдают от отсутствия практики.
Вопросы были верхом дурных манер.
— Ваша мать процветает, как всегда. Сильна и прекрасна.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не рассмеяться.
— Без сомнения, ты подчеркнул слово «прекрасная» из-за вуали, которую я ношу.
Позади меня начинает плакать ребёнок. Я взмахиваю рукой в воздухе, отступая в сторону, чтобы оказаться спиной к скамейкам, а не к женщинам и детям. Если они выстрелят в меня, я не хочу уклоняться от стрелы, которая может попасть в одного из испуганных Брум позади меня.
Один из членов Элиты стоит в нескольких метрах справа от меня.
— Возможно, тебе будет интересно узнать, что я обнаружила причину своего пребывания под этой материей.
Я слегка взмахиваю материалом. Моё время вышло. Если у нас есть хоть какой-то шанс победить Элиту, мы должны знать, сколько их, и мы должны застать их врасплох. Что может быть лучше, чем шокировать их?
— Может быть, ты хочешь, чтобы я поделилась этим секретом с тобой? — спрашиваю я.
Я чувствую их интерес в большей мере, чем слышу или вижу его.
— Не могу винить тебя за любопытство. Это загадка, — говорю я. — Я сама была очень разочарована, обнаружив доказательства, что моя мать была, — я делаю драматическую паузу, подыскивая подходящее слово, — неосмотрительна.
— Обвинить Татум — значит умереть, — выкрикивает другой из Элиты.
— Сдержаннее, сдержаннее, — говорю я. — Он должно быть новенький, Харе, — я прислоняюсь спиной к столу. — И вряд ли имеет значение, убьете ли вы меня, потому что у вас уже есть приказ, или вы убьёте меня за клевету на мою мать.
— Я хотела бы, чтобы вы кое-что увидели, прежде чем казните меня от имени моей матери.
Я тянусь к вуали, ожидая ощутить парализующий страх. В конце концов, это первый раз, когда я открываюсь группе моих собственных людей. Вместо этого я чувствую холодную, расчётливую месть. Когда Элита увидит, уже будет неважно, убьют ли они всех в этом зале. Потому что один из них заговорит. Осолис не похож на Гласиум. Если я умру сегодня, я обеспечу гибель своей матери.
Я готовлюсь к нападению, но солдаты совершенно неподвижны — более любопытны, чем я думала они будут. Без суеты я стягиваю с головы вуаль и смотрю, как она падает на пол. Затем я с насмешливой улыбкой смотрю на пялящихся мужчин, которых я боялась в детстве.
Я поджимаю губы.
— Ваша реакция более забавна, чем я ожидала.
Я слышу вздохи, доносящиеся от ассамблеи, расположившейся сбоку от меня. Шум на мгновение отвлекает меня. Я забыла, что Брумы тут.
— Мороз? — говорит кто-то.
— Это Мороз!
— Тихо! — ревёт Харе.
Брумы мгновенно затихают.
— Боже мой, обретите уже приличия, — я с интересом оглядываюсь вокруг. — Вас пятнадцать, — объявляю я сильным голосом. — Вижу, Кассий решил, что былой численности Татум Ронсина не хватало соответствующей силы, — я киваю на нескольких из Элиты. — Четверо у арки кажутся немного молодыми, чтобы быть в Элите, — говорю я, морща нос.
— Ты грязная полукровка! — рычит мужчина слева от Харе.
Бровек, если я правильно помню.
— Ох, мы всё ещё об этом, — спрашиваю я. — Давайте не забывать, кто изначально сотворил эту грязь.
От признаков их злости я улыбаюсь. Переношу вес на другую ногу, крепко хватаю выбранное оружие.
— Ты смеешь, — говорит Харе.
— Харе, — говорю я. — Заткнись, блять.
Сомневаюсь, что он знает, что означает этот термин, но по тому, как искажается его лицо, я могу сказать, что он догадался, что это оскорбительно. Я ухмыляюсь, дразня его.
— Как бы мне ни хотелось снова услышать твои крики, у нас есть работа. Как только мы разберёмся со всеми, мы дадим сигнал армии Татум к атаке, — говорит он.
Я слежу за его взглядом. Один из Элиты, новенький, держит факел. Похоже, Кассий добавил свой собственный уникальный поворот к стратегии Татум Росина. Они собираются зажечь огонь, но где?
Харе кружит вокруг меня, сцепив руки за спиной. Его лицо изрезано морщинами. Если я позволю его возрасту обмануть меня, я умру через секунду.
— Представляю, как красиво загорятся тела жалких солдат, которых мы убили, — говорит он. — Интересно, смогут ли жители деревень учуять запах горящей плоти?
То, что он озвучил их задание, показывает, насколько он уверен в успехе сил Солати.
Теперь я знаю судьбу оставшегося пятидесяти одного стража. Это ещё один извращённый поворот в плане Солати.
— Брумские дикари прогнутся, и мы перебьём их всех до единого. Но сначала… — он наклоняется. — Я убью тебя. Потом
