что именно делаю не так.
Он совершенно прав. Дело именно в том, как я сейчас это делаю и как делала до этого. Сейчас я лезу нагло, с нахрапом, а в прошлый раз я просто хотела узнать, что же такое полковник Шаров. Я снова сосредоточилась и начала медленно, аккуратно погружаться в сознание полковника сквозь обернувшую его сущность. В этот раз все получилось без особых усилий. Оказалось, что сущность похожа на неньютоновскую жидкость, и на воздействие грубой силы она уплотняется, защищая своего донора, а медленными и плавными движениями я с легкостью проникла сквозь нее испытав лишь брезгливость и незначительное сопротивление. Уверена, что тут сыграло свою роль и то, что я древняя, иначе у Марьи тоже получилось бы пройти сквозь сущность, уж она-то была намного опытнее и догадалась бы, что нужно просто изменить тактику.
Ощущения стали гораздо ярче, чем в первый раз. Я чувствовала, что тяжелыми неповоротливыми мыслями Шарова управляет сущность. Чувствовала предвкушение удовольствия, которое ждет полковник и чувствовала сущность, которая ждет сытного обеда. Да, эти два урода определенно стоят друг друга. От бурной фантазии Шарова меня начало подташнивать, оказывается он еле сидел на собственном празднике, мыслями находясь в небольшом, крепком загородном доме. А вот это интересно. Я пока не могу сказать адрес нахождения этого дома, но могу точно описать обстановку внутри него. Девушка находилась в небольшом подвальном помещении. Там не было окон. Стены были обшиты каким-то пористым материалом. Деревянный пол. Под потолком тусклая лампа без плафона. В центре комнатки довольно широкая кровать с ажурными металлическими спинками. Кристина со следами кровоподтеков на лице, в порванной одежде лежала на кровати, привязанная за руки и за ноги. В глазах ужас. Она извивается и кричит. Веревки впиваются в ее запястья и щиколотки. Я чувствую, что эти воспоминания возбуждают Шарова. Он наслаждается своим превосходством и ее беспомощностью. От нахлынувших на него ощущений он еле сидит. С трудом он выныривает из своих воспоминаний и мутным взглядом окидывает собравшихся. Праздник идет своим чередом. Никто не обращает особого внимания на виновника торжества. На такого рода официальных мероприятиях это в порядке вещей. Здесь нет место теплому дружескому общению, это больше похоже на ярмарку тщеславия, куда приглашаются нужные люди, правильные гости, которые общаются между собой. Цель этого мероприятия так же ясна и дело, конечно же совсем не в чьем-то дне рождения. Гости уже достаточно захмелели и было решено вынести торт, после чего официальная часть мероприятия будет закончена, можно будет ослабить галстук, сделать музыку погромче и расслабиться, возможно даже потанцевать. Именно торт, почему-то, и стал для меня сигналом к действию. Я сосредоточилась. Все окружающее меня стало будто в замедленной съемке. Медленно, будто во сне, поднялся из-за стола полковник Игорь Семенович Шаров. Обвел всех присутствующих взглядом.
– Дорогие друзья, – сказал он после довольно продолжительного молчания. – Я хотел бы поблагодарить всех вас за поздравления и сказать… – было тяжело. Мне приходилось не только заставлять его говорить, но и держать взбесившуюся от происходящего тварь. Она рвалась в разные стороны, пытаясь вновь захватить разум донора. Злилась, что не заметила, как я окутала плотным коконом его сознание. Она металась из стороны в сторону, готовая сжаться кольцом вокруг его шеи, но даже это было ей не доступно. Взгляд полковника потускнел, а потом напротив, появился лихорадочный блеск, и он будто наконец-то решившись и боясь передумать, выпалил на одном дыхании:
– Я – убийца! Именно я убил Светлану Рожкову и собираюсь убить Власову Кристину, которую сейчас держу в подвале дома, в Нахабино.
Зал загудел. Кто-то откровенно смеялся, сочтя все сказанное за шутку, кто-то смотрел недоверчиво, не понимая, что происходит. Что характерно, боевые офицеры сразу вскочили, готовые действовать, а те, кому я «сгружала» их боль, внутренне напряглись, с осуждением глядя на стоящего во главе стола полковника. Началась дикая суета. Я держалась изо всех сил. Я ошиблась, думая, что бешенство и метания сущности от осознания, что не только она может его контролировать, сильны. Вот сейчас они стали действительно сильными. Это как пытаться удержать на поводке огромного взбесившегося зверя. Не только удержать, но и быть щитом между ней и ее жертвой, а это значит подставляться самой. Я чувствовала физическую боль, когда она билась, пытаясь скользнуть в его мысли и заставить его замолчать. Нужно обязательно выдержать. Еще немного. Только бы они успели.
Люди Виктора были готовы, и когда Шаров еще только поднимался, несколько человек окружили его, держась до поры на некотором расстоянии. Сейчас же они взяли его под руки, и повели за стол, который несколько минут назад сами же и занимали. Ему задавали вопросы, на которые Шаров подробно отвечал. После того, как узнали адрес дома, где он держит Кристину, трое человек выбежали из ресторана. Первым бежал Глеб, на ходу выдергивая ключи от машины из кармана. Он еле сдержался, чтобы не врезать этому гаду прямо там, за столом, но понимал, что это может все испортить и бросился вызволять девушку, которая ему так нравилась.
Мне становилось сложнее. Я практически перестала воспринимать окружающую меня действительность. До моего сознания долетали лишь какие-то обрывки. Люди, непрерывно гудящие и обсуждающие произошедшее. Голос шефа безопасности Виктора, задающего вопросы Шарову. Интересно, а почему их задает именно он, нужно будет узнать у Виктора. Голос самого полковника, рассказывающего все мерзкие подробности того, что он делал. Мне было сложно, но доставляло удовольствие заставлять его говорить. Мне было больно, но я наслаждалась неистовой злобой обезумевшей от отчаяния твари. Однако, я чувствовала, что долго не выдержу. Я начинала слабеть, а сущность не унималась и совершенно не уставала, в отличии от меня. Только бы выдержать, пока он говорит. Эти сведения очень нужны, чтобы мы могли доказать его вину и не было не единого шанса на оправдание. Его сознание потихоньку начинало ускользать от меня. Я перестала слышать все звуки из вне, зато появился отвратительный, вгрызающийся прямо в мозг дикий визг отчаявшейся сущности. Я понимала, что нельзя дать слабину, иначе она тут же прикончит своего донора, только что предавшего ее, и подставившегося под удар, а после этого она тут же выберет новую жертву. Находясь уже на грани возможного напряжения, я вдруг почувствовала руку, касающуюся моей руки и исходящее от нее тепло. Меня будто обнял самый близкий мне человек в минуту отчаянья. Он пришел пожалеть меня и помочь. И эта рука дала мне сил справиться с испытанием. Меня отпустило и стало гораздо спокойнее. Визг
