Книга Ненасыть - Ирина Сон

– Уверяю вас, моя дорогая Олеся, Прапора там уже нет, – любезно говорит Зет. – И я даже без осмотра скажу, что ничего для хрустального человечества из него не получилось. Хмарь сожрала его, оставив лишь протез, который он сделал себе из ясеня, когда отрезал свою правую ногу. Поликарп так растворился в своих желаниях, что возжелал сделать себе даже тело. Мне искренне жаль, – его глаза останавливаются на Сером, и он сочувственно улыбается. – Кажется, наш художник нуждается в помощи.

Из горла Серого вырывается рыдание, из глаз брызжут слезы. Зет склоняется над ним, гладит прохладной рукой по лбу и шепчет:

– Поспите немного, Сергей Алексеевич. Поспите – и вам станет лучше.

Серый видит, как Тимур и Олеся оседают от прикосновения Юфима, откидывает голову на землю, и беспамятство принимает его в объятья.

Эпилог

– Болит?

– Немного. Хотя бы на этот раз это было быстро и вас не мучили, как я боялся. Михаил и Марина… располагали к подобным предположениям.

– Признаться честно, я думал, что это будет противостояние Михаила и Марины. Как жаль. Михаил столько лет держал своих демонов в узде, он должен был пройти все испытания! Но… Что ж, железное человечество обладает определенной долей непредсказуемости… Присядьте, Юфим Ксеньевич, я же вижу, что ваша боль вовсе не так мала, какой вы хотите ее показать. Распорядиться насчет свежего лимонада?

– Лучше чаю. Как ваша голова, Зет Геркевич?

– Я не успел осознать боль, она меня не преследует…

Порыв ветра колышет легкий тюль, и по музыкальной комнате летит ветер. На столике появляется поднос с пряниками. Из носика пузатого чайника струится пар. Юфим любуется голубым узором на белом фарфоре и рассеянно потирает шрам над ключицей.

– Теперь у нас есть музыкант, художник и рукодельница. Хоть бы отец не прислал еще картин – у нас еще предостаточно работы, – вздыхает Юфим. – Поликарп Афанасьевич растворился в сути, что мы будем делать, если кузнецом станет барышня? Это попросту неприлично!

– Необязательно она будет именно кузнецом. Кто меня по-настоящему беспокоит, так это наш художник, – Юфим смотрит на улицу и вздыхает. – Художник, будьте любезны, подайте к чаю сервиз с гжелью.

Серый приходит на зов, кланяется и ставит на столик две изящные чашки. Зет наливает чай брату, себе и, опустившись в кресло, вдыхает аромат. Юфим искоса посматривает на Серого.

А Серый стоит посреди комнаты, глядя на свои руки. Они прозрачные, с золотистыми солнечными зайчиками на гранях, бестелесные, разумеется. Ведь тело там, за окном, спит под землей, проросшее плющом. Серый чувствует, как оно сворачивается в комок. Сон будет длиться долго, пока хмарь не разъест старый мир до основания, и кончится лишь тогда, когда пробьет час нового. Творцы проснутся, выйдут из всех садов и крикнут из воронов всех тех, кого любили, о ком скучали, чтобы они пришли и помогли в становлении нового человечества. Лишь тогда душа Вадика вновь обретет тело. Впрочем, иногда, после служб хозяев, он прилетает с другими на кладбище. Можно сходить посмотреть, но кто именно среди воронов Вадик, Серый пока не знает – они все одинаковые.

Зет переводит взгляд за окно, на стену, по которой ползет плющ. Растение слабое, вялое и цепляется за нити неохотно, на самых кончиках сохнут листья.

– Пусть повар приготовит заварные пирожные, – говорит Юфим. – Не могу успокоиться.

– Всё еще болит? – участливо спрашивает Зет.

Юфим совсем не по-дворянски угукает. Зет пересаживается в кресло близнеца, обнимает за шею, ласково ерошит светлые пряди на затылке, пропуская их сквозь пальцы. Юфим охотно подается в объятья и замирает, глядя на Серого.

– Он должен творить вместе с защитницей-матерью, а она не прошла ни одного испытания… Ему плохо и одиноко, невозможно спокойно спать…

Да, при мысли о маме Серому становится даже больнее, чем от тоски по Вадику. Ведь если бы он не молчал, если бы рассказал об изменениях сразу, возможно, тогда они спокойно спали бы в теплой земле холма вдвоем.

Хозяева правы – Серому плохо. Поэтому он часто выбирается из тела, гуляет по саду, разговаривая с такими, как он, и выполняет мелкие поручения хозяев – не может видеть сны, как Тимур и Олеся. От мыслей о Тимуре тошно, хоть он вообще ни в чем не виноват. Верочка… Верочке не суждено ничего. Она не прошла испытания, ее никто не ждет. Михась… Михась, наверное, тоже, ведь васильки на холме зачахли. А может, он у воронов. Серому все равно.

Не зная, чем себя занять, Серый возвращается в себя и крепче смыкает веки. Тихие голоса братьев пробиваются сквозь сон, убаюкивают.

– Сыграем приглашение? – спрашивает Зет.

– Позже, – отвечает Юфим.

За окном раздается звонкий детский смех, и хозяева улыбаются.

– Марья и Дарья очаровательны. Что это за игра, Юфим?

На дорожке, разрисованной мелом, прыгают две девочки. Одинаковые платья, одинаковые косички, одинаковые лица – они совсем не похожи на тех младенцев, которыми были совсем недавно. На вид им уже около шести-семи лет.

– Кажется, классики, – тихо отвечает Юфим и вздыхает, глядя на тонкие веточки плюща, ползущие по стене: Серый видит хозяина не зрением – листьями. – Художнику придется тяжело.

– Он один из первых хрустальных людей. А его брат успел пожелать воссоединения. В новом мире они обязательно встретятся, – успокаивающе отвечает Зет.

Да, Серый знает и живет этой надеждой.

– Но отныне они разделены, – возражает Юфим. – Он творец, первый, равный нам, возможно, будущий бог, а его брат – всего лишь душа, получившая шанс в новом мире.

– Кто знает, как повернется их судьба, – тихо говорит Зет, глядя в окно. – Художнику и другим только предстоит построить мир и вывести законы. Если он догадается… Мы же догадались, что девочки способны стать нашими детьми, да, соловушка моя?

Раздается соловьиная трель.

– Всё же художнику стоит найти защитницу-мать, – бормочет Юфим, глядя на сборник древнегреческих мифов, стоящий на книжной полке рядом с картиной. На картине – совсем не такой, какие висят в галерее, – двое мальчиков пасут быков. Один сидит с лирой, другой, рисуясь, держит на весу огромный камень. Хозяева любуются картиной и пьют чай. Марья и Дарья скачут по дорожке возле цветущего жасмина, и звучит на два детских голоса считалка:

Блаженно золото невинностью своей —

Во сне избрало роль защитников людей.

Ему на смену сотворили серебро,

Что за невежество в Аидов мрак сошло.

К древку из ясеня приладил бронзу Зевс…

В потопе гневном уцелел лишь внук небес.

Из той семьи героев веха расцвела —

Погибель в бойнищах кровавых