ты поменьше влезал в разные самоубийственные неприятности, цены бы тебе точно не было.
Я тоже немного поглазел в темноту ночного неба, но увидел там лишь звёзды, да смутные очертания облаков, горизонта, и всё. Даже огней города Ян уже не было видно. И, раз уж Седой сам затронул это, сказал:
— На самом деле я хотел с тобой поговорить об этом.
— Думаешь, самое время?
Седой развернулся и, кажется, немного поднажал.
Я хмыкнул:
— До этого болтовня мыслеречью не мешала тебе. Что, тоже отнимает долю сил и из-за этого мы летим медленней?
— Отнимает, но ты прав, пытаться сберечь такую кроху это уже слишком, вряд ли нам не хватит всего сотни шагов для спасения. Давай, говори.
— Я… — хотя я и сам поднял этот вопрос, но замялся на миг в нерешительности. Справился с собой и сказал прямо. — Я люблю тренировки, люблю схватки, люблю ощущение того, что стал чуточку лучше, что оказался сильней и победил. Но иногда, сегодня был как раз такой случай, иногда меня просто поглощает жажда предстоящей схватки. Я понимал, как опасно то, что я задумал, понимал, что это, скорее даже безумно, но совершенно не хотел остановиться, не хотел прекратить свой полёт. Разве это нормально?
— А кто тебе сказал, что ненормально?
Я смутился.
— Ну, я всё же уже не мальчишка, мне уже скоро двадцать, я уже на середине этапа Предводителей Воинов, я…
— Погоди, — перебил меня Седой. — Я понял о чём ты. И вот как раз упоминание твоей силы как нельзя кстати. Ты видел в жизни только своего старого учителя и видно считаешь, что с возрастом и силой все становятся только мудрей?
— Я, выходит, мудрей не становлюсь? Ну спасибо.
— Да погоди ты обижаться, малец, — укорил меня Седой. — Я говорю вообще обо всех идущих, а не о тебе. Есть такое мнение, особенно у юных идущих, кто только встал на путь Возвышения или у простых людей, что несильно продвинулись по нему и живут обычной жизнью, будто идущий, который научился летать, пусть и на мече, прожил сотню лет — будет мудрым, спокойным или даже, вот уж глупость, добрым. Начну с последнего. Мы люди и это первое. А люди разные. Добрые, злые, глупые, храбрые, умные, трусливые и каждый идёт к Небу так, как может.
Я постарался не пучить глаза. Вот уж не ожидал в устах Седого, орденца в каком-то явно немалом чине слышать едва ли не слово в слово объяснения сектантки Фатии о путях к Небу.
— Любой идущий, вернее, любой сильный идущий может прожить долго, но это совсем не значит, что если ему сотня лет, он будет вести себя, словно все эти сто лет только и делал, что размышлял об истинах мира. Просто потому, что у некоторых половина этой сотни лет, пятьдесят лет ушли на медитации, нудный сбор силы или стихии, поиск эссенции и прочее, без чего невозможно получить силу.
Я хмыкнул:
— Намекаешь, что от этих занятий характер только портится?
— Не без этого, — согласился Седой, — но дело не только в этом. Гораздо важней вот это.
С этими словами Седой ткнул левой рукой в небо. Я поднял шею, поглазел на звёзды и ничего не понял.
— Что это?
— Небо, малец, Небо. Похоже, твой учитель не рассказывал тебе этого, чтобы не… Кхм, из меня учитель, конечно, никудышный, возможно, я неправ, но я не привык скрывать подобное и вообще несдержан на язык, мне можно. Побуду вместо твоего учителя тем, кто разрушит твои идеалы о Небе.
Я пару раз моргнул. Чего?
— Истинные мастера Указов очень редки, но есть ещё более редкие люди. Говорящие с Небом. Слышал о них?
Теперь я с трудом удержался от того, чтобы не растянуть губы в улыбке. Слышал ли я о них? О да, Седой, слышал, да и не только слышал, представляешь?
Но вслух сказал кратко и спокойно:
— Слышал.
— Говорящие тоже, как и твой талант, ведут свою историю от старой Империи, когда и зародилась религия Неба.
Я нахмурился. Что-то я об этом слышал, только очень и очень давно. Но что и от кого? Седой, не подозревая о моих копаниях в памяти, не дал мне на них времени, продолжая свой рассказ.
— Не буду углубляться в подробности и отличия старого от нового, речь не совсем о Говорящих, речь о том, что их часто просили поговорить с Небом, задать ему вопросы, желали услышать его ответы. Но людей, которые получили эти ответы ещё меньше, чем Говорящих.
Я не удержался, прервал Седого, хотя его речь была жутко интересной:
— Выходит, ты не считаешь самих Говорящих? По-твоему, они не получают ответов? Или не задают вопросов?
— Не считаю, неважно, речь не об этом. Важно то, что они говорят о самом Небе. А говорят они — ему интересно.
Я похолодел. Потому что вдруг перед глазами, как живая возникла Лейла в саду Павильона Здоровья, затем в гостинице Ясеня. Потому что словно наяву услышал тот наш разговор.
— Лейла, как думаешь, я всё правильно сделал, когда решил идти к Небу сам, без помощи Ордена?
— Конечно. Что за глупый вопрос? Иначе бы мы не попали в Миражный!
— М-м-м… А идти на ту сторону нам стоит сразу или пожить здесь несколько месяцев?
— Мне без разницы! И тут и там интересно!
— Ну, это тебе, а… Небу?
Затаив дыхание, я вглядывался в Лейлу. Вот бровки взметнулись вверх, Лейла моргнула раз, другой, зелёные глаза словно осветились изнутри, став ещё ярче и сестра улыбнулась ещё шире:
— А ему тоже интересно везде-везде!
Седой же, не подозревая, что у меня сейчас перехватило дыхание, рассуждал:
— Да и не стоит этому удивляться. Само явление сущности Неба выше нашего понимания, за всю историю двух Империй и Альянса неизвестен ни один человек, который бы сумел сделать последний шаг, стать наравне с Небом, а затем сообщить нам об этом. Я тебе даже так скажу — вероятно, это и вовсе невозможно по той простой причине, что Небу это не нужно, — Седой нагнулся вперёд, повернул ко мне голову, глядя мне прямо в глаза. — Ты как, не собираешься орать в возмущении или грозить затолкать мои безумные слова обратно мне в глотку?
Я, справившись с видением Лейлы и её сияющих восторгом глаз,
