Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
привела его в Стокгольм, в Королевский балет Швеции. Именно там, в 1950 году, и состоялся дебют Бежара как хореографа. Он поставил «Жар-птицу» на музыку Стравинского. Но это была еще не та знаменитая «Жар-птица», где блистал красавец Микаэль Денар, а скорее танцевальные фрагменты на музыку Стравинского.
Встреча с русской музыкой стала важным событием для Бежара-хореографа. Русские педагоги, русская музыка, но и это еще не все – там, в Стокгольме, Морис познакомился с Николаем Сергеевым, бывшим артистом Мариинского театра. У Сергеева сохранились записи балетов Петипа – редакции, сделанные Владимиром Степановым, еще одним артистом Мариинки. Когда Сергеев уезжал из России в 1918 году, он вывез этот бесценный материал, по которому можно проследить, как развивалась мысль хореографа. Сейчас оригинальные записи балетов Мариуса Петипа находятся в Гарварде, и к ним обращаются многие постановщики для того, чтобы свериться с текстом. Сергеев много рассказывал Бежару о самом, пожалуй, знаменитом в мире балетмейстере, и Бежар, имевший восприимчивую природу, как губка впитывал в себя все то, что потом выжмет на ниву собственных балетов.
В Стокгольме Бежар получил письмо от своего друга из Парижа Жана Лорана. Тот приглашал его создать компанию под названием «Романтические балеты». Взволнованный Бежар вернулся в Париж в 1953 году и начал собирать свою первую труппу. Через год он дал ей другое название – «Балет “Звезды”», под которым она просуществовала до 1957 года. Забавно, но, несмотря на название, «звезд» в этой труппе не было. Не было и денег, поэтому Бежару пришла в голову идея отказаться от традиционных балетных костюмов. Танцовщики выходили на сцену в трико, а иногда и в уличной одежде, вопреки замечанию Сергея Павловича Дягилева, что даже «уличная одежда» для сцены должна быть придумана специально. И – никаких декораций. Вместо декораций использовался свет. Первый раз балетная сцена оказалась пустой – танцовщики двигались в лучах софитов. Сейчас это обычный прием, а тогда – революция, ведь вся сцена была как на ладони.
Несмотря на скудость средств, Бежар рискнул поставить балеты-истории. И какие! Обожаемый им Шекспир: «Сон в летнюю ночь» и «Укрощение строптивой». Всю жизнь Бежар возил с собой том шекспировских пьес. Наверное, это пошло с детства, когда Полетт привила ему любовь к литературе и драматургии.
Первые самостоятельные опыты Бежара проходили во дворце Шайо. Увы, они не вызвали ажиотажа, и вместо развернутых рецензий газеты ограничились короткими сообщениями. Это произвело на Бежара такое сильное впечатление, что ему захотелось укрыться от всего мира. Но он довольно быстро пришел в себя. «Включил радио – голос, голос, который пылал, как дерево, очаровывал, как магический кристалл, и убивал мой собственный со всеми его хрипами, – голос Марии Казарес. Она читала стихи… нет, не читала – она обнажала стихи, она их насиловала и пожирала. Я прикрывал глаза, не двигался. Я выздоровел, я выздоровел быстрее, чем предполагалось. Я вернулся к урокам, надо было освежить память мышц».
Неожиданный импульс дал Бежару понимание, что надо не бояться импровизировать. На волне импровизации в свои спектакли позже он стал включать декламацию, стихи, прозу, какие-то совершенно невероятные шумы – всё шло в костер его удивительного гения. Ему хотелось говорить с публикой на понятном ей, современном языке. И если раньше он был на распутье, то теперь четко определился. «Мне пришлось создавать свой стиль, нечто соответствующее моему телу. Я считал себя низкорослым, коротконогим, широкоплечим. Но танец требует от тела так много, и я наконец понял главное – я понял, что всегда хотел быть балетмейстером».
Итак, отправной точкой Бежара стал сам Бежар. Его не пугали несовершенные тела танцовщиков – гораздо важнее для него была индивидуальность. Это стало его стилем – поставить индивидуальность на первое место. При этом он придумывал ходы, чтобы представить танцовщиков в лучшем виде. Например, он придумал трико, обрезанное на щиколотках, придумал небольшие складки от щиколотки до икры, что визуально исправляло недостатки.
И вот – «Симфония для одного человека». «Для меня это мой первый балет. Конечно, первым он не был, но все другие балеты умерли, они были скорее гаммами. Работая над «Симфонией для одного человека», я чувствовал себя счастливым – наконец что-то получается. А до этого – так, какое-то бормотание, как у всех, ничего особенного. Была робость, сомнение, но я ощущал, что прав. Это был 1955 год. Труппа маленькая, двенадцать человек. Музыка – Пьера Анри. Он сочинил очень странный звуковой мир, но главное – очень созвучный нашему времени. Передо мной танцовщики. Я люблю тела, я их показываю. Все в трико. Нужно, чтобы зритель отождествлял себя с артистом. Танцовщики – не волшебные создания, которые порхают. И вышло, что люди в зале узнавали себя, хотя зал отнюдь не ломился от зрителей».
Эта постановка стала первым успехом Бежара. «Симфонию…» в то время танцевали две балерины – утонченная голландка Таня Бари и красавица-американка Сьюзен Фаррелл, последняя муза Баланчина. Бежар был на сцене вместе с ними. Хореография показала настоящего Бежара, и в «Симфонии…» проявился его «конек» – он придумывал удивительные поддержки и первым показал на сцене поддержки групповые. Позже в его версии «Весны священной» все участники – сорок танцовщиков – поднимали героев в центре сцены. Это стало фирменным знаком Бежара, его открытием. Сам Бежар говорил: «Я не выношу разговоров об абстрактном танце: абстрактный треугольник, алгебраическая формула, – но тела можно коснуться». Наверное, в этом заявлении – все бунтарство Бежара. Он оторвался от своих коллег и встал на свой собственный путь в искусстве балета.
В его жизни был период, когда он захотел делать балеты-биографии. Он передал языком танца воображаемые биографии (именно так он называл это направление в своем творчестве) Бодлера, Нижинского, Мольера, Мальро и Айседоры Дункан. «Айседору» Бежар поставил для Майи Плисецкой. По этому спектаклю можно сказать, насколько для него важна личность в постановках, как неожиданно он мог повернуть любую биографию, пропустив ее через себя. В череде автобиографических балетов Бежар мечтал поставить спектакль о Дягилеве, который был для него манящей фигурой. Увы, этого не случилось, но зато в его жизнь вошло все, что было связано с Дягилевым: Бакст, Бенуа, Матисс, Пикассо – Бежар вдохновлялся ими.
После «Симфонии…» Бежар уже не сомневался в том, что находится на правильном пути, но в Париже его труппа – «Балет “Звезды”» не получила признания. Он попытался еще раз сменить название, теперь на «Балет “Театр де Пари”», но это было слишком похоже на название труппы Ролана Пети «Бале де Пари». Очень скоро Бежар оказался в трудном финансовом положении. Не
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
