Так и простоял до самого утра.
– Давно проснулся? – крикнула Нина из коридора, увидев сына посреди комнаты.
Ваня не отвечал, смотрел куда-то мимо неё пустым взглядом.
– Обиделся, что не попрощалась вчера? Ты в ванной был, а я опаздывала. Записку видел? Ваня. Ванечка! Что с тобой? Прекрати так делать? Слышишь?!
Нина быстро поняла, что это не капризы, не демонстрация характера. Температура тела низкая, мышечный тонус повышен, на вопросы, прикосновения никакой реакции. Перепуганная Нина поначалу тормошила сына, обнимала, целовала, качала на руках. Кот крутился возле ног – нашёл время, паразит.
– Вон твоя еда, отвали! – отпихивала его ногой, собирая Ваню в больницу.
Но вывести сына из комнаты у Нины не получилось. Ваня словно прирос к месту. Как Нина ни тянула, как ни толкала, её сил не хватило перевести его через порог.
Психиатрическая бригада с этим тоже не справилась, он отталкивал медработников с такой силой, что взрослые люди не могли удержаться на ногах. При этом спокойно позволил поставить себе укол, взять кровь на анализ, даже не вздрогнув от боли. Лекарство не подействовало, состояние не изменилось. Врач посоветовал плачущей Нине взять себя в руки, вспомнить, что она сама медицинский работник, и наблюдать.
– Доктор, что с ним?
– Ступор. Угнетённое сознание. Похоже на диссоциативное расстройство. А вот причины… Может, стресс. Смерть близкого, похороны, остро отреагировал. Наблюдайте и не отчаивайтесь. Детская психика гибкая, будем надеяться. При ухудшении вызывайте.
И стал Ваня у бабушки жить-поживать. Вместе ходили они в лес дремучий по грибы да по ягоды. Тогда Ваня пугал маму, собирая с пола что-то видимое ему одному, то в воображаемую ёмкость, то прямо в рот, жевал и улыбался от удовольствия.
Бабушка купала Ваню в молочной реке. Мама плакала, наблюдая, как сын ложится на пол и словно плывет.
Ваня помогал бабушке топить печку-матушку, собирать молодильные яблоки, пасти гусей-лебедей.
Нина видела упорядоченность в движениях, но разгадать смысл не могла, как ни старалась.
Мурзик от Вани не отходил ни на шаг.
Нина брала его на руки, нежно прижимала к себе. Ваня обнимать себя не позволял.
Волновало то, что ребёнок не ел, не пил и не спал уже несколько дней. Он исхудал, давление было низким, пульс слабым. Движения теряли активность.
По маме Ваня тосковал, но как бабушку одну оставить? Вон она сидит на кисельном бережку счастливая, мочит костяную ногу в молоке тёплом. Лёг Ваня на спину, сложил руки на груди. Молочная река понесла его за высокие горы, за синие долы, в тридевятое царство…
До приезда медиков Нина сама делала сыну искусственное дыхание и непрямой массаж сердца. А потом за реанимацией никто и не заметил, как кот в два прыжка по стене достиг потолка, задержался там на миг и пропал. Ваня начал дышать самостоятельно, вскоре очнулся и тут же кинулся обнимать рыдающую мать.
Поправлялся Ваня быстро, ни по дням, а по часам. Вскоре прошла слабость, а в весе и росте он даже прибавил, словно и не болел вовсе, а отдыхал у бабушки на пирогах да блинах, купаясь да по лесу бегая, как когда-то крепла за деревенское лето хиленькая Нина.
Мурзика нашли не сразу. Его не сразу и потеряли. Нина решила, что в суете выбежал из квартиры, а потом также незаметно прошмыгнул обратно. Деревенский же. Проныра.
Мурзик действительно ловко шмыгал туда-сюда: из квартиры с антресолей прямиком на печь в избу на курьих ногах, а потом обратно.
Смешил Ваню и Нину, гоняясь за невидимыми мышами, а бабушка нарадоваться не могла охотнику, ловкому да сноровистому. Свернувшись клубком, согревал костяную ногу, и ломота проходила как рукой сняли. А мурчание его навевало Нине самые сладкие сновидения, унося в счастливое деревенское детство, согретое солнцем, печкой и любовью бабушки.
Временами бабуля со своей замогильной тоской пыталась ворваться в Ванины сны. Вильнув хвостом, кот разгонял печаль-беду, а погодя по столбу золотому шёл наверх песни петь, а обратно – сказки сказывать.
Так и жили.
Город и его люди
Катя Макарова (Moreveter)
Рина любила города. Все, в которых бывала. И свой тоже любила, хотя нельзя было сказать, что радовал он постоянно. Новая застройка, не оставлявшая шанса солнечным лучам почаще проникать в окна к жителям; солнечные лучи, которые в принципе были не такими уж и частыми гостями в городе, разве что летом – конечно же, иногда город расстраивал. Даже раздражал. Или печалил: к примеру, когда Василий Степанович, чьим постоянным местом жительства был вестибюль станции Дубининская, уходил в очередной запой. В эти дни, а бывало, что и недели, чуть грустная романтика довольно неплохих стихов собственного Василия Степановича сочинения, декламируемых им каждый вечер, сменялась тяжёлым духом перегара. Стихи приглашали остановиться, оглядеться и выбрать дорогу. Пары дешёвого алкоголя звали быстрее выбраться на воздух.
Город был разным. Чаще он радовал. А уж в августе особенно. Тёплое медовое солнце раскрашивало улицы, как делает это только в конце лета. Рине казалось, что многие картины Эдварда Хоппера, которые ей так нравились, были написаны именно в августе, когда всё такое тягучее, плавное, и в то же время границы чётко очерчены, и не покидает ощущение конечности тепла, но волшебство момента примиряет с этим и согревает. Думая о таких абстрактных вещах, Рина отвлекалась от размышлений о необходимости поиска новой работы. Да и от мыслей, почему они решили расстаться с Вадиком, и правильно ли сделали, тоже отвлекалась. Как-то всё совпало этим августом. Рефлексию нон-стоп Рина могла, умела, практиковала и честно занималась самокопанием поначалу. А меньше, чем через неделю, настроение вернулось в норму. И, чтобы взбодриться окончательно, Рина позвонила ребятам. Мила, Даня, Ася, Майк и Рина. Они учились на одном курсе, дружили когда-то, да и сейчас, наверное. Собирались несколько раз в год. Делились, шутили, смеялись, жаловались, советовали, планировали. Встретиться договорились в трендовом ресторанчике на крыше бизнес-центра, что на Каменной площади.
Остановить такси Рина попросила примерно за километр до места. Шла по Цветной аллее, вдыхала быстро и неглубоко, потому что дышать было невкусно. Машины плелись рядом, расстраивались, что не могут обогнать, и портили воздух. Мотоциклы нарочито гордо взрыкивали, проезжая между рядами. Прохожие вздрагивали на бегу, уворачиваясь от самокатов. Рина хотела свернуть в какой-нибудь дворик, перевести дыхание, но тут ожил чат.
Майк: Я на месте
Ася: Бегу
Мила: Ползу
Майк: Копуши
Даня молчал, но он часто не обращал внимания на телефон, не ново. Рина написала, что будет
