Книга Призрак и сабля - Олег Говда

Лошадка из захваченной шаманки Галии получилась довольно резвая. Как припустила с места в карьер, так у Куницы только ветер в ушах засвистел. В пору одним пернатым угнаться. И то, спустя час, Степан недовольно проворчал:

"Угомони свою кобылку, атаман. Куда торопишься? Или это она решила, что коль на юг повернули, то домой ее отпустим? Не знаю, как у тайного слуги царева, а у меня крылья не казенные. Да и местечко неподалеку пристойное видать. Вот так прямо и держи. Вскоре покажется излучина речки, а рядом с ней невысокий холм с десятком дубов. Там и заночуем…"

"И то дело… — поддержал товарища Василий. — Сейчас пару зайчишек или дроф на ужин поймаю, отдохнем, побеседуем… Чай, есть о чем? Как считаешь?"

"Само собой… — согласился Куница. — Голова кругом идет. Кажется за эти несколько дней добрый десяток лет прожил. Да все бегом, без оглядки. Опомниться не успеваешь, как новая напасть в затылок дышит… Будто стремниной подхватило и несет куда-то, не давая ни к одному берегу пристать. Умаялся, право слово… Таким уставшим не чувствовал себя еще ни разу в жизни. Честно-честно… Сухие грабовые отземки да корневища сейчас колол бы на поленья для отдыха…"

"Ничего, побратим, не унывай, прорвемся… Как говориться: "Бог не выдаст — свинья не съест".

"Разве ж я возражаю…"

"О! — сменил тему Небаба. — Видишь пригорок?"

"Да…"

"Вот туда и погоняй помалу… Располагайся, костерок разожги… Мы с Василием сейчас мясца спроворим, и присоединимся к тебе. А думы всякие — гони прочь. Нет хуже, чем самого себя в тоску вгонять".

Место для стоянки, высмотренное крылатыми товарищами, оказалось и в самом деле, словно специально обустроенным для отдыха. Густые кроны десятка, невесть как попавших сюда, дубов давали уютную прохладу, совершенно не лишнюю в жаркий вечер, и достаточно хворосту для костра. Более того, даже к речке бегать не понадобилось. Из-под узловатых корней крайнего исполина журчал прозрачный родник. С изумительно вкусной и холодной водой.

Первым делом Куница расседлал и освободил кобылку от волшебной сбруи. И зная, что увидит после превращения Галию совершенно обнаженной, отворачивая лицо, протянул девушке свою запасную рубаху:

— Сходи, вымойся, как следует и надень. Она чистая… В поясе перехватишь, заместо платья будет. Пока…

— Все, что прикажешь, атаман Тарас… — звонко и чуть нараспев ответила басурманка, женским чутьем ощутив некоторую власть над молодым мужчиной. — Теперь твое слово — закон для Галии.

Услышав, как залопотали по траве ее босые ступни, ведун облегченно вздохнул и занялся костром. Благо — хворост вокруг валялся целыми кучами, достаточно руку протянуть. И пока Степан с Василием охотились, он успел не только углей нажечь, но и воду на кулеш вскипятить.

— А где пленница? — перво-наперво поинтересовался Небаба, бросая к костру две упитанные заячьи тушки. — Неужто на волю отпустил? Что-то ты, атаман, слишком сердобольный. Надо было у нее об орде разузнать. Все нашим подмога…

— Да прекрати ты, Степан, меня атаманом величать, — сморгнул Тарас. — И вообще, с чего так на девку взъелся? Мы все басурман ненавидим, но воинов. Бабы-то их причем?

— А ты знаешь, почему в нашей деревне так голодно было, что меня родные со двора выставили? — вскинулся тот. — Нет? Потому что летом басурмане все хлеба пожгли и скотину угнали. И в отряде, который деревню разорял, тоже шаманка, небось, была. Может, та же самая?

— Нет, брат Небаба… — заступился за пленницу Куница. — Она в ту пору, наверно, еще и ходить не умела. Агукала в люльке, да слюни пускала…

— Чего на атамана насел, недоуч… — проворчал за спиной Степана, как обычно, совершенно неслышно подошедший Василий. — Внимательнее надо вокруг смотреть. В речке она плещется. Наверное, за всю прошлую жизнь враз отмыться решила. А ты, если не хочешь перед ней телешом светить, давай — наколдуй нам чего-нито из одежды. И не тяни, слышишь — запела, значит, скоро к костру возвратиться… А голосок у девицы ничего, звонкий… а главное — веселый. Судя по всему, не слишком сладко ей в орде жилось, если в плену петь охота пришла.

— Вот, вот, — чертыхнулся Степан. — Самое время посудачить о тяжелой жизни шаманок в ордынских кибитках. Вы оба окончательно сбрендили с этой девицей. И если с моим побратимом все понятно, он завсегда добросердечный был, то от тебя — тайный опричник, я подобного не ожидал. Неужто так по сердцу пришлась басурманка чумазая?

При этом он по-хозяйски выбрал из переметной сумы какую-то одежду, пошептал над ней и бросил в сторону опричника богатые, бархатные шаровары.

— Хватит с тебя…

— Гм… — вместо того, чтоб обидится и ответить столь же запальчиво, Василий задумчиво почесал подбородок. — Ведь и в самом деле, братцы, тенькнуло что-то в душе. Даже странно… Да тебе, Степан, что за беда? У Тараса Ребекка имеется, у тебя — Аревик. А мне — век что ли бобылем куковать? Незадача, однако… — и прибавил. — Только она теперь совсем не чумазая. А волосы — чисто лучи солнечные…

— Это ты с небес разглядел? — уел Небаба.

— Нет, сейчас вижу…

Побратимы дружно проследили за восторженным взглядом Василия и увидели неспешно приближавшуюся от реки пленницу.

Перехваченная в поясе, ловко сплетенным из трав перевяслом, слишком большая рубаха казака не висела на ней бесформенным балахоном, а дивным образом ухитрялась подчеркнуть тонкий стан и стройные бедра девушки. Отмытые до цвета спелой соломы длинные и пышные волосы, она уложила в толстую косу, которую не спрятала за спиной, а умышленно перебросила вперед, натягивая ее тяжестью одежду на грудях. От чего те казались гораздо больше и привлекательнее. А туго затянутая на талии ткань, не только подчеркивала изумительную тонкость, но и позволила еще выше приподнять подол и обнажить круглые коленки юной прелестницы.

Да уж, теперь и у самого яростного злопыхателя и женоненавистника не повернулся бы язык назвать ее замарашкой. К костру подходила настоящая красавица, прекрасно знающая себе цену, а также хорошо изучившая слабости мужчин и умеющая привлечь к себе их внимание.