…I could have been a killer, ha-ha-ha-haI could have been a killer, ha-ha-ha-ha…[70]
– Где мы, Марта?
– Молчи, думай о девочке, – строго сказала она, – все время думай о ней, не отвлекайся.
Я стал вспоминать девочку. Плетенный из ниток браслет на руке. Полосатая футболка, босые пятки. Розовые резиночки на хвостиках. Забавно сопит, когда пишет.
Почему мне кажется, что я видел ее раньше? На кого она похожа? Я видел детские фото Анюты (никому не удается этого избежать при знакомстве с родителями), это не она. Интересно, сколько ей лет? Восемь? Десять? Я не разбираюсь в детях. Кто она? Как связана с Аней? Точнее, нет – почему с Аней связана именно она? Что породило такую тульпу? Почему она сидит одна в пустой старой квартире и ждет того, кто никогда не приходит? Потому что так же сидит и ждет погибшего отца сама Аня?
– Пришли, – сказала Марта. – Дальше сам, мне нельзя.
Я вошел в подъезд того самого дома. В той странной реальности, в которой мы сейчас пребывали, он выглядел иначе – почтовые ящики не были забиты бесплатными газетами, стены не были обклеены рекламой, а главное – дверь угловой квартиры не была заложена кирпичом. Обычная деревянная дверь, с пластмассовой единичкой, прибитой бронзовыми обойными гвоздиками к полотну.
Я нажал кнопку, и в полной тишине противно зазуммерил электромеханический звонок. За дверью быстро затопали маленькие пятки, клацнул английский замок – и на меня уставились снизу пронзительно-синие, с темным ободком глаза.
– Папа? – неуверенно спросила меня девочка. – Это ты?
– Э… – К такому вопросу я оказался не готов.
– Она сказала, что скоро придет папа и все будет хорошо.
– Ну… будет, наверное… А тебя как зовут?
– Никак. Она не успела дать мне имя.
Мы стояли на пороге, девочка смотрела на меня с надеждой и ожиданием, а меня наполняло мучительное ощущение, что если я сейчас задам правильный вопрос, то все решится. Мучительное – потому что ни черта в голову не приходило.
– Антон, быстрее, сюда! – закричала с улицы Марта.
– Я вернусь, – сказал я девочке, – дождись меня!
Выскочив из подъезда, я увидел свою рубашку, исчезающую за углом дома, и ринулся за ней.
– Они вошли туда, – сказала Марта.
Стеклянная дверь с картонкой «Аренда» была полуоткрыта, оттуда слышалась какая-то нездоровая возня, что-то гремело и падало, кто-то топал, сопел и матерился.
Я услышал полузадушенный женский крик, и в голове у меня как будто что-то с хрустом сломалось. Мне стало спокойно тем спокойствием, с которым, наверное, рулят к блокпосту на груженном тротилом пикапе.
…I could’ve, could’ve, could’ve, could’ve, could’ve, could’ve beenA killing, killing, killing, killing, killing machine…[71]
– Да заткните ей рот, придурки толстопузые! – скакал вокруг разрисованного стола карлик.
Толстый бородач в балахоне запихивал в рот Анюте какую-то тряпку, она мотала головой, не давалась, и он ударил ее кулаком по лбу. Голова мотнулась, ударилась о столешницу, и девушка, закатив глаза, отрубилась.
– Что ты наделал, дебил? – завизжал карлик. – Она должна быть в сознании! До самого конца! Иначе не сработает!
– Можно трахнуть эту девку? Это ее взбодрит…
Под балахоном бородач был вдоль и поперек перепоясан кожаными ремнями, из-под огромного пуза задорно торчал член. В него я и выстрелил первым. Пистолет подпрыгнул, чуть не прилетев мне стволом в нос, и я перехватил его двумя руками. Так дело пошло лучше.
– Не надо, не надо… – верещал карлик, но я молча навел на него ствол и нажал курок. Я уже приспособился к могучей отдаче и наверняка попал бы даже в такую мелкую мишень, но пистолет только сухо щелкнул. Говно из меня киллер – расстрелял обойму, и теперь пистолетом только кидаться. Помещение бывшего ателье напоминало бойню, в воздухе висел пороховой дым, по полу текла кровь. Я вспомнил, что уже видел эту картинку, но мне было все равно.
– Антон, ты все неправильно понял, – карлик отступал к стене, – это для…
– Да похуй, – сказал я коротко.
Я пошел к нему, зная, что и без пистолета прекрасно справлюсь.
Аполлион выхватил слишком большой для такого недомерка нож, метнулся к столу и приставил его кончиком к шее потерявшей сознание девушки. Для этого ему пришлось встать на цыпочки и изо всех сил вытянуть руку. Это выглядело бы смешно, но не сейчас.
– Клянусь, я ее прирежу!
Я только головой покачал. Во мне не осталось никаких эмоций, я как будто смотрел на все сквозь толстое стекло, в ушах звенело. Я не собирался вести переговоры, и карлик это понял.
– Ну и дурак, – сказал он неожиданно спокойно. – Ведь она могла бы выжить.
Он подпрыгнул и воткнул нож.
Лезвие глухо ударилось в дерево. Анюты на столе не было.
Я торопливо сделал шаг вперед, заслоняя сидящему на столешнице ребенку обзор. Незачем ей смотреть на то, что я тут устроил. Карлик проворно отскочил назад и застыл в углу уродливой горгульей, сверкая из темноты злыми глазками.