судьями будешь договариваться. Они-то как, сговорчивые? Посговорчивее наших?
– Говорю вам, она сама… Половозрелая такая…
– Меня не колышет, – сказал Корнеев. – Ты тварь поганая. Соблазнил тринадцатилетнюю девочку, пришедшую к тебе после лекции. Эмигрантка?
– Нет, местная… Мексиканка, кажется… Меня нельзя выдать.
– Можно. У тебя ведь американское гражданство, забыл? Санек, тебя отдадут с удовольствием. Уже есть договоренность с американцами. Что если мы найдем, тебя выдадут. Мы нашли. Теория выигрыша тебя выдала. Все сменил, даже лишай свой вылечил. А лекции не бросил.
– Это миссия.
Корнеев вздохнул – ну, как тут отказать себе в удовольствии? – и ударил Мостового ладонью по шее.
Тот свалился кулем ему под ноги. Даже не пикнул.
– В общем, у меня к тебе предложение. Отдышался? Слышишь меня? У меня к тебе предложение.
– Я дам… полномочия…
– Что ты сказал?
– Я дам вам полномочия… Не выдавайте меня… Вы будете, как я… лекции будете…
Корнеев рассмеялся от неожиданности. Нет, ну он чем-то даже симпатичен – этот идиот в трусах.
– Полномочия дашь? Засунь их себе в жопу. Еще раз скажешь про свою долбанную теорию, я разорву тебе пасть до пояса. Особенно это слово – миссия. Никогда его не говори. Понял?
– Понял.
– Повтори: я никогда не буду говорить это слово.
– Я никогда не буду говорить это слово… Я не могу в Штаты…
– Разумеется. Они за Полански до сих пор гоняются. Тебя вообще на электрическом стуле казнят. Вот сука!
Он вдруг разозлился и еще раз ударил Мостового – теперь по почкам. Тот лишь застонал тихонько.
Корнеев пошарил в кармане, достал листок.
– Вот смотри… Да наведи резкость, сука, а то я тебе глаза выдавлю! Наведи резкость, я сказал!
– Я смотрю… Не бейте…
– Ты внимательно смотри! Читай!
Растирая слезы по щекам, Мостовой стал читать, шевеля губами.
– Столько нет, – сказал он через минуту. – У меня намного меньше.
Корнеев даже подпрыгнул от восторга.
– Ну сволочь! Да тебе надо юмористом выступать! Ты смешной, Санек, ты это знаешь?
– Я клянусь…
– А ты не клянись. И меня не волнует, на кого там у тебя оформлено. Налоговой лапшу вешай. Ты сделаешь так, как здесь написано. После этого получишь свой паспорт обратно. И сожги его после этого, я тебя умоляю. Ты не понимаешь, придурок, что такие вещи надо сжигать?
– Теория…
– Да никому это не интересно! Ой, ну какой же ты тупой… Эти твои клиенты – они идиоты. Называйся кем хочешь, и коси дальше.
– Все-таки это слишком. Вы знаете, сколько стоит одна недвижимость?
– Недвижимость сильно подешевела. Ты вообще в курсе последних политических событий?
– Даже с учетом кризиса…
– Ну так что? Не договорились, значит?
Мостовой вздохнул, выпрямился. Корнеев видел, как на его лицо возвращается прежнее выражение высокомерия.
– Договорились, – брезгливо сказал Мостовой. – А Габриэлла?
– Какая Габриэлла? Мексиканка, что ли?
– Да.
– Так она же сама. Или не сама? – встревожился Корнеев. – Сама или не сама?
– Сама…
– И, поди, к наркотрафику отношение имеет? Наркоманка, падла.
– А американцы?
– А американцам скажем: не нашли, но ищем. Среди Мастовых, Маставых и Макаевых. Если не найдем среди них, перейдем на Ивановых. Много работы, короче. Но мы стараемся.
Мостовой вдруг рассмеялся.
– Ну вы даете! – сказал он. – Папка какая-то… Папка-то зачем?
– Для солидности.
– Вообще, красиво развели… Я ни секунды не сомневался, что вы из-за лекций…
– Дык, – гордо сказал Корнеев.
– Такие бы таланты да на благо родины.
– Да и тебе, Санек, поработать бы на «Единую Россию», а? У тебя чистые рюмки есть? Я бы выпил.
Мостовой рассердился.
– Пейте из этих. Тоже мне – лорд нашелся.
Они оба выпили.
– А я вообще серьезно говорю, – благодушно произнес Корнеев. – Такие у тебя возможности, чего ты несчастным людям не помогаешь? Ну, в нагрузку?
– Вы прямо как Лидия Беленькая… Почему это я должен помогать несчастным людям?
– Трудно, что ли, семь лекций прочитать? Неужели людей не жалко?
– Людей? – изумленно переспросил Мостовой, так что Корнеев поперхнулся.
– Людей, – откашлявшись, подтвердил он.
– Слушайте, кого жалеть? Вам никогда не приходило в голову, какие люди тупые? Миллионы долларов тратят на какие-то авианосцы или еще хуже – на атомные бомбы, которые никогда не используют. Занялись бы проблемами старения, а? Всей мощью, всеми интеллектами. Это ведь важнее – старость.
– Не нравится быть старым? – злорадно спросил Корнеев. – Смерти боишься?
– А вы не боитесь?
– Не боюсь.
– Ну и дурак. Жили плохо, скучно, вот и не боитесь.
– И старости не боюсь! – развеселился Корнеев.
– Да я к примеру про старость. Не хотите про старость говорить, вы ведь теперь всегда будете молодым с такими-то деньгами, так давайте поговорим про болезни. Ну, если бы люди не воевали много тысяч лет подряд, а тупо занимались здравоохранением…
– Ой, не могу! – расхохотался Корнеев. – Я представил…
– Идиот… У вас дети есть?
– Не твое дело.
– Есть, сто процентов. Спросите у жены, больно ей было рожать? Ну, этим-то почему не занимаются? Вместо авианосцев, а?
– Слушай, ты чтобы жадность свою оправдать, такие огороды нагородил!
– Да не жадность это.
– Ну и эти с авианосцем, тоже, поди, по каким-то своим причинам? Ха-ха-ха!
– Что смешного, не понимаю… – пробормотал Мостовой. – Научились бы к самолетам приделывать парашюты. Чтобы самолеты не падали. Разве это сложно? Дорого? Ерунда ведь. Нет! Очередной авианосец делают.
– Я, Александр Витальевич, тоже не всех жалею, тебя бы, например, придушил не задумываясь. Но вот детей больных мне жалко. Детдомовцев жалко. Издай свои лекции небольшим тиражом и раздавай в детских домах, а? Все равно это не твои клиенты. Убытка никакого.
– Между прочим, за мной часто записывают. И диктофоны включают, я это знаю.
– Не пресекаешь?
– Мне плевать. Я даже не знаю, действуют ли эти записи. Может, и действуют. И он тоже не знал. Тогда магнитофонов не было, а конспекты, возможно, не имели смысла, потому что их нельзя было читать вслух. Даже его отчим точно не знал, будут ли они действовать, если их просто прочитать про себя… А вот диктофонные записи… Не знаю… Теоретиком-то был только первый – отчим. Все последующие – это так…
– Мелюзга, – насмешливо подсказал Корнеев.
– Мелюзга, да… А знаете, что он мне рассказывал? – Мостовой вдруг оживился. – Что отчим общался и с фашистами, и со Сталиным. О чем они там говорили?
– Ну, Сталин – еще ладно. Но фашистов везунчиками не назовешь…
– Вначале им странно везло, а потом он уехал к Сталину.
– Слушай, – Корнеев зевнул. – Давай завязывать. Меня не интересует твоя теория. Не обижайся, я человек рациональный. Мне просто нужны деньги. И надо мной еще несколько человек, они заберут основное. Я возьму
